И произнеся слова приветствия, она опустилась на колени у ног господина своего, как и приличествует рабыни в присутствии свободных людей. Села на пятки, раздвинула колени широко и руки сложила за выпрямленной спиной, показав, что в доме господина своего она – рабыня для удовольствий.

Видно было, что рабыня не из дешевых, и собой хороша, и вышколена на славу.

Тиха как текущая вода, ни слова лишнего не сказала, ни движения лишнего не сделала, глаз не подняла, а уж сидит у ног повелителя своего, вытянувшись в струнку и все приметы ее положения видны, как надлежит: блестящий ошейник на стройной шее, цепочка рабских отметин на округлом левом бедре, обнаженном от самой талии, и такая же вязь на тонком правом плече, где в каждом изящном картуше выжжено имя счастливца, владевшего этой красавицей. Четвертая же примета рабства цвела на ее лице, как луна в ночи – пунцовые губы истинной рабыни.

И тогда судья спросил ее: «Не в тебе ли причина, рабыня, что чужеземцы нарушают покой хозяина твоего? Не умышляешь ли ты вреда господину своему?»

И тогда рабыня, испросив позволения говорить у хозяина своего, ответствовала судье.

- Великий кади, не могу я поклясться тебе, что невиновна в умысле против господина моего, ибо нечем рабыне клясться – ничего не принадлежит ей в этом мире: ни жизнь, ни смерть, ни имущество, ни тело и даже имя господин дает ей как милость. Ничего не стоит слово рабыни, но нет у меня ничего, кроме слова и слово моё таково - не умышляла я против господина своего ни словом, ни делом, ни замыслом. Ибо господин мой справедлив и милосерден, живется мне хорошо под кровом дома его, жены его находят меня служанкой покорной и прилежной, и дают мне приют у ложа своего, и не желала бы я себе хозяина иного и нового клейма на теле своем.

- Что же касается чужеземцев, господин мой кади, то нынче я впервые за год вышла из дома господина своего и за этот год ни с кем, кроме домашних, не общалась и не виделась и не знаю я этих людей, ни мыслей их, ни планов.

Кади нашел слова ее удивительно складными и разумными и спросил: "Откуда ты родом, рабыня и не оттуда ли ты принесла беспокойство господину своему?"

На что рабыня ответствовала: "Мудрые говорят, что нет вины на том, кто не умышлял злого, и не могу я судить о том, что мне неведомо. Что же касается жизни моей прежней, то это печальная история, которую я хотела бы забыть, но коли будет на то воля господина моего, расскажу обо всем без утайки".

Тогда кади повелел купцу Маруфу разрешить рабыне продолжить рассказ и Маруф приказал рабыне рассказывать.

***

Рассказ рабыни

Рассказ рабыни

Родилась я в царстве Гарм, в стольном городе Гарм, на побережье теплого моря. Семья моя была достойная и обеспеченная, и до тринадцати лет жила я в любви и неге под крышей родительского дома. Семья наша, хоть и была знатного рода, но тем не кичилась, в королевский дворец на балы ни батюшка мой, ни матушка званы не были и о том не печалились.

Когда исполнилось мне тринадцать лет, батюшка мой стал все чаще заговаривать о замужестве, да с матушкой шептаться.

Но в ту пору увидала меня на улице принцесса Гармсиль и позвала к себе и говорила ласковые слова и оказала мне честь, пригласив в свиту свою. Батюшке моему это не понравилось, но противиться ясной воле принцессы он не решился. Матушка же моя была счастлива, думая, что во дворце найду я жениха знатного и богатого, и жизнь моя устроится как нельзя лучше. Но родители мои был далеки от придворной жизни и надежды их оказались обманчивы.

В первую же ночь во дворце принцесса позвала меня на ложе свое и там я испытала первый в жизни восторг. И полюбила я принцессу сильной любовью и преданность моя и жизнь моя теперь принадлежали только ей.

И было нас таких дев числом ровно сто – сто наперсниц принцессы Гармсиль. И называли нас «сто красоток принцессы» и мы гордились этим прозвищем, и кичились красотой своей и положением, проезжая по улицам столицы. Мы любили принцессу и друг друга и дарили взаимно восторги и вслед за принцессой часто повторяли «Нет у меня охоты до мужчин». А добрейший король Гарм смотрел на все это непотребство и не мог ничего запретить своей дочери, ибо любил ее великой любовью.

Принцесса построила рядом с городом роскошный лагерь, где мы скакали на конях и вертели мечами и боролись, а ночью сходились на ложе для иных схваток, и для нашего удовольствия были услужливые рабыни и искусные служанки и не было в том лагере ни единого мужчины. Окружены мы были роскошью и почетом и не знали ни в чем отказа. Принцесса называла нас «мои прекрасные воительницы» и мы верили в то, что мы великие воины.

Это время было счастливейшим в моей жизни, и наполнено было оно играми, радостью и восхитительными ночами на ложе принцессе, чьей милостью мы вознеслись столь высоко в королевстве.

Но однажды счастью пришел конец.

В тот день принцессу отец призвал в королевский дворец и вернулась она в сильном гневе. Приказала нам собираться - и рано утром двинулись мы всем своим пестрым караваном в сторону границы царства Шем - с которым не то, чтобы очень дружили, но и не воевали.

В какой-то из дней нашего пути принцесса встретила наследника царства Шем - и уже вместе с ним мы прибыли в столицу. Там нас радушно принял правитель страны Шем и назначил нам дворец и дни выдач и содержание, и жизнь наша потекла как прежде - воинские упражнения, игры, развлечения, стихи, музыка, наряды и лакомства.

А меж тем между царством Шем и королевством Гарм разгорелась война, и мы узнали, что именно принцесса была одной из виновниц этой войны, выдав Шему замыслы Гарма и его новых союзников.

Между тем шли месяцы, и с какого-то дня принцесса затворилась от нас, и не приходила к нам и не звала прежних подружек на ложе любви, но мы веселились как