Шрифт:
Закладка:
— Красивая. Как шишка. Лесная, — произнесла проводница и замерла в одном положении, возвращая пристальный взгляд на раненную ногу.
Я смочил лоскуты холодной водой из бурдюка, принимаясь вытирать ими остатки обезболивающей смеси, от колена вниз. Мухоморчик направляла лампу вслед, давая ровный свет и возможность всë хорошо осмотреть.
— Смотри, — произнëс я, пальцами через влажную ткань проводя по шву и коже. — Вокруг всë чистое. Нить вся порозовела.
Девочка вопросительно наклонила голову. Я продолжил:
— Это значит, что регенерация успешна. Её организм полностью принял зелье.
Дальше я лëгкими нажимами прощупал всё место, где была рана. Просадки и пустоты отсутствовали, что явственно говорило о полностью восполненных тканях. Это очень хороший результат.
Но это была только первая часть. Я думал, как решить следующую задачу так, чтобы и мне окончательно разогнать свои сомнения и тревогу мухоморчика, и при этом не сгореть от смущения.
Она отреагировала на моë замешательство, выглянув из-за лампы. Мне показалось, что она его поняла.
— Внутри?
— Проверишь?
Одновременно спросили мы друг у друга.
Она, замешкавшись, кивнула, отставляя лампу на землю возле себя.
— Тебе нужно как можно внимательней осмотреть всë еë тело. Ищи под кожей серебристую паутину. Если встретишь хоть маленькую — сразу говори. Света от лампы должно быть достаточно, чтобы её высветить, — напутствовал я, поднимаясь и отходя к своему месту, отвернувшись от них. Гуляющий порыв ветра принёс на полянку едва различимый запах грибов и свежескошенной травы. Я с наслаждением вдохнул полной грудью, вспоминая дом. Интересно, смогу ли я сам создать похожее место? Узнаю, когда возьмусь.
Исходя из бесплодных поисков и рваных ответов по поводу Ахира, я решил, что пока уберу гнильцу с листьев в стеклянный сосуд — окрепшие ветрá могут в своей бесконтрольной игре раскидать её вокруг. И боюсь даже представить, к чему может привести её распространение, а с учётом слов проводницы, эта зараза может статься крайне опасной. Поэтому изучать её придётся внимательно и аккуратно. Хорошо, что для такого у меня есть с собой подходящие инструменты, но для подготовки места понадобится чуть больше времени и пространства. А сейчас важнее позаботиться о раненой.
Достал колбу величиной с ладонь и широким горлом. Длинным щупом перенёс все кусочки гнильцы и, осторожно свернув лист, слил туда же остатки её жидкой формы. Резкий тошнотворный запах ударил в нос. Я держался до момента, как последняя капля упала на дно, а после громко и сильно расчихался — аж слёзы выступили. Запах ушёл глубже в лёгкие, заставляя морщиться и отфыркиваться. Я ощутил, как он осел внутри раздражающим привкусом. Отложив листья, попытался отсморкаться, плеснув на руку воды из фляги и промыв нос. Поначалу будто бы получилось, но с новым вдохом запах вернулся.
«Какая въедливая зараза», — думал сам себе, умывшись и вытерев рукавом лицо, после чего плотно заткнул колбу. Для верности стоило бы залить края воском, чтобы полностью отсечь её от воздуха. Но от этой мысли я отказался, поскольку его мои запасы были очень ограничены. А если я её возьмусь сейчас изучать, то на постоянную закупорку этого воска будет мало.
Подписал на маленьком обрывке бумаги «Ахирская проказа» и, прикрепив на еловую смолу вдоль горлышка, убрал её в чемодан.
Собрался отнести листья к костру и сжечь, но заметил потемнение в середине. Забыв про всё вокруг, я с замирающим сердцем их расправил и вскинул руки выше головы, чтобы пляшущие солнечные лучи просветили насквозь.
И оцепенел.
От чёрных пятен, где за это время впиталась гнильца, она расползалась, основательно захватывая прожильную сеть. Медленно, едва различимо, но просвет позволил рассмотреть и заметить это движение.
Я опустил руки, упёршись пристальным взглядом в листья. Без прямых лучей они выглядели лишь местами потемневшими, без выраженной черноты.
«Опасения мухоморчика правдивы?»
Нужно проверить реакцию с чистоцветом. Потому как у меня он единственное, что может остановить и очистить внутреннее заражение организма.
Я кинулся обратно к чемодану, доставая мешочек с пыльцой. Листья уложил на развёрнутый лоскут и, в маленьком, с палец толщиной, флаконе навёл концентрат из чистоцвета, добавив заячьей крови. Закрыл пробкой и сильно встряхнул, ускоряя процесс соединения и оставляя его доходить наверху чемодана.
Вытащил из крепления в глубине кожаный плотный свёрток. В нём у меня были завёрнуты специальные увеличительные стёкла в медной оправе, которые крючками надевались на уши и позволяли держать руки свободными (Каша их как-то называла, но я забыл), и три разного объёма стеклянные пипетки. Это всё было редкое и дорогое приобретение, потому хранилось очень бережно.
Надев приспособление, я наклонился к листьям, беря концентрат и самую маленькую пипетку. Стёкла позволили мне рассмотреть движение, которое, как мне показалось, ещё замедлилось от попадания в тень от моей головы. Для подтверждения я потянулся к костру и длинным щупом вытащил уголёк. Подул, нагнетая ему жар, и приложил к жилкам, где заканчивалась чернота. Та, словно вспугнутый зверь, разлилась по всей части листа, ускоряя свой захват. Отложил щуп с углём в сторону, наклонился, давая больше тени, и её скорость начала замедляться, возвращаясь к едва заметной первоначальной.
Насосал пипеткой концентрата и нанёс по паре капель на разные участки: на края прожилок, на центральную жилу и на листовую полость. И стал ждать реакции глядя во все глаза, чтобы отметить даже малейшие изменения.
И они произошли. На краях, где заражение только распространялось, оно отступало и обесцвечивалось, полностью выедая цвет из самого листа и жил. У меня внутри засвербело от наступающей дурнины: процесс очищения происходил, но результат умертвлял растение. Иссушал его, делал хрупким и ломким. Даже осенние сухопады и те крепче!
На двух других участках процесс шёл в точности такой же, только значительно медленнее. Сказалась глубокая въедливость гнильцы в тех местах.
Мне стало дурно. Мысли о возможной совершённой ошибке ворвались в голову. Она закружилась от опасений. Я, бросив всё, подскочил зайцем, кинувшись к древесной полости и каким-то чудом проскочив костёр.
Девочка-проводница, осматривавшая под светом лампы спину перевёрнутой и нагой девушки, встретила меня встревоженным взглядом.
— К-как?! — дрожащим голосом вопросил я.
Она нахмурилась, прикрыв подолом своего платья её чресла.
— Чисто. Дышит. Спит.
Я сел там, где стоял, протяжно выдохнув.
— Большие глаза, — она указала пальцем на моё лицо. Я, коротко ухнув, снял приспособление, сложил вместе «ушки» и положил в ладонь. Второй вытирал лицо и выступивший холодный пот со лба.
Закрыл глаза, пытаясь собраться с