Шрифт:
Закладка:
С полной сумятицей в голове: с желанием поверить словам мужа — вернуть себе надежду и тут же вспоминая мрачные, понимающие глаза военкома, его взгляд, Ольга не заметила, как прошла свою остановку и вышла на улицу Центральную. Справа перед ней находилась старинная церковь, построенная в начале века владельцами расположенной неподалеку спичечной фабрики. При советской власти здесь был клуб, но недавно в церкви вновь начались службы.
Небольшая церквушка из красного кирпича, со стрельчатыми окнами, с серебристой маковкой. Прихожане готовились к встрече Рождества: церковный двор был расчищен от снега, крыльцо и вход украшены еловыми лапками. Никогда Ольга не ходила в церковь, а сейчас решила зайти.
В храме стоял полумрак. Служба закончилась, людей в церкви не было. Все разошлись по домам. Горела лишь пара лампадок, да догорали на подставках несколько свечей. Темнел высокий резной иконостас. В углу, в тусклом свете стрельчатого окна, какая-то женщина раскладывала на столе записки. Там же продавались свечи. Совершенно не зная, как себя надо вести в церкви, Ольга постояла несколько минуту входа, а затем направилась к женщине за столом.
— Скажите, — инстинктивно понижая голос, боясь нарушить стоящую в храме тишину, обратилась к ней Ольга, как мне за сына здесь помолиться? Может, надо свечку куда-то поставить?
Полная пожилая женщина с седыми волосами под платком, одетая в меховую безрукавку, не отрываясь от записок, коротко и сухо спросила:
— Сын жив? Умер?
И от этого простого, наверное, рутинного вопроса глаза Ольги вновь наполнились слезами. Она отвернулась и быстро полезла в сумочку за платком.
— Да нет же… Конечно, жив… Хотя… Я не знаю. Говорят, он в Чечне пропал без вести, — ответила она.
Пожилая женщина подняла голову и посмотрела на Ольгу. Ее выцветшие глаза показались Ольге очень наивными и добрыми.
— Если никто не сказал, что сын мертв, значит, свечку надо ставить за здравие. — Голос женщины перестал быть равнодушным. — Так обычно делается. Вам надо заказать за него молебен, скоро большой праздник, Господь услышит. Пишите имя на записочке. И самой молиться надо. А свечку можно ставить перед любой иконой, только не перед распятием.
Около получаса Ольга провела в храме. Накупила свечей, расставила их на подсвечниках возле каждой иконы. Коричневые лики сразу ожили от бликов огоньков. Утешительней всего ей было стоять у иконы Богородицы — женщинам и матерям легко понять друг друга. На иконе маленький Господь тесно прижимался к Матери, словно Он не Бог, а обычный ребенок, а лицо Богородицы оставалось повернутым чуть в сторону и глаза были скорбными — знающими, что Его ждет. Но в Ее взгляде чувствовалась грядущая победа в вечности. Она словно говорила Ольге: «Ты только верь, мать, а дальше все будет хорошо». И венчик вокруг головы Сына блестел золотыми отсветами свечей.
Ольга продолжала тихо плакать, вытирая платком глаза. Но на сердце полегчало. Что-то произошло. Невидимо, неосязаемо, но что-то изменилось. Два дня она ходила оглушенная и раздавленная, не зная, с кем бы разделить свою беду, свои страхи; и вот — нашла, разделила. Появилась какая-то твердь в размытой душе. Божия Матерь не предлагала ей сидеть возле почтового ящика и ждать неизвестно чего. Надо было собраться и действовать.
— Найдется ваш сын, — сказала ей седая женщина, когда Ольга пошла на выход из храма. — Очень скоро найдется. Вы только молитесь.
Не старец, не пророк — она это сказала просто так, чтобы утешить несчастную женщину, как мы говорим в подобных ситуациях, совершенно не думая, что мы лишь выдаем желаемое за действительность. Но Ольга ей почему-то поверила.
Ночью Ольге приснился сон. Она в каком-то незнакомом доме. Дом большой, деревянный и явно нежилой. На старой мебели пыль, кругом паутина, потолки в трещинах, скрипят половицы. Она с Лешей. Леше лет двенадцать, худенький, уши торчат, он в белой праздничной рубашке, держит ее за руку. Они что-то ищут в этом доме, что-то очень важное, а что — помнишь лишь во сне. Ходят по заброшенным комнатам, по скрипучим коридорам. Сын смотрит себе под ноги, но в какой-то момент поворачивается к ней, спрашивает: «Мама, где я?», и Ольга видит, что по его лицу течет кровь. Сон смутный, черно-белый, а кровь красная, нереально яркая. Сын повторяет свой вопрос, а кровь течет все сильнее, заливает его лицо, густо капает на пол.
Ольге во сне не хватило воздуха. Она широко раскрыла рот, пытаясь вздохнуть, и резко, с вскриком села, оказавшись на кровати в своей комнате. Одеяло слетело на пол, наверное, она металась во сне. Сердце билось часто-часто, пульсом отдаваясь в висках. Несколько минут она не могла отдышаться, затем встала, включила торшер и пошла на кухню накапать себе валокордина. До утра она уже не заснула.
06.01.1995
Во сне она держала Алешу за руку. С утра она решила: то важное, что они искали в доме, был выход — дверь наружу. Она хотела вывести его из этого сумеречного дома. Так думала Ольга. Во всяком случае, теперь она твердо знала, что надо делать.
— Ну решила — так решила. Все правильно, — выслушав Ольгу, согласилась Галина. — Езжай. Кто сыну поможет, если не мать? Нечего здесь гадать. Найдешь командира части и все выяснишь.
Они разговаривали в курилке, когда Ольга приехала с утра на работу подписывать отпуск. Форточка в комнатке оставалась приоткрытой, парила морозом, окно покрывали белые узоры. Галина курила, выдыхая дым в сторону, по-женски внимательно разглядывала подругу, отмечая припухшие веки, красные прожилки на белках глаз, отсутствие косметики.
— Может, все-таки лучше. Сергей поедет? Он же отец. Хотя если сам не предложил… — Галина выразительно поморщилась, показывая свое отношение к бывшему мужу Ольги как к мужчине и как к отцу.
— Нет, — твердо ответила Ольга. — Я сама. Даже намекать не буду.
— А Настя?
— У Насти пока каникулы. Может, Сережа ее на несколько дней к себе возьмет. Они в хороших отношениях. Позвоню, спрошу… Если нет, придется маму вызывать. Мама у меня своеобразная, но, если попрошу, приедет. Это же всего на несколько дней. Сейчас поеду на вокзал, билеты на поезд покупать. Совершенно не представляю, как до этой Чечни добраться, — вымученно улыбнулась Ольга.
