Крид, облаченный в темную рясу, двигался к ратуше с неумолимой решимостью. Простота его одежды резко контрастировала с вычурностью здания. Ряса, сшитая без излишеств, но по-своему безупречно, очерчивала его фигуру, подчеркивая целеустремленность. Опущенный капюшон скрывал лицо, придавая ему вид странствующего монаха или, быть может, инквизитора, коим он отчасти и являлся. Виктор шел подобно ледоколу, пробивающему себе путь сквозь ледяные поля, не замечая величия и строгости здания. Его цель была непоколебима, и ничто не могло его остановить. Даже ветер, проносящийся между домами, казался уступающим ему дорогу. Ожидание витало в воздухе, наполняя его незримым напряжением, которое лишь усиливала таинственность темной рясы Крида.

Резким ударом ноги Крид распахнул массивную дубовую дверь ратуши. Дверь, очевидно, предназначалась для более церемонного открытия, но это его не остановило. Не обращая внимания на оцепеневшую стражу и застывших от удивления чиновников, он направился к широкой, богато украшенной лестнице, ведущей на второй этаж. Возмущённые шёпоты и возгласы остались без внимания, проигнорированные с ледяным спокойствием. Каждый шаг Крида был твёрд и решителен, каждое движение — целенаправленным и экономным, подобно движению хищника, идущего к своей жертве. Не замечая роскошного убранства ратуши, он преодолевал все препятствия, игнорируя любые попытки его остановить. Быстро и решительно поднимаясь по лестнице, он стремился к кабинету мэра. Воздух словно дрожал от его движения, от неумолимого наступления, перед которым власть и порядок ратуши казались бессильными.

Прежде чем Крид достиг кабинета мэра, его путь преградил стражник в латах, отполированных до зеркального блеска. Отражая свет свечей и факелов, броня ослепительно ярко сияла. Воин стоял неподвижно, рука готова была взяться за меч; его поза говорила о готовности к бою. В воздухе витало молчаливое напряжение. Однако Крид не изменил шага. Остановившись на мгновение, он взглянул на стражника. В его глазах, подобно искрам в глубинах тёмного озера, вспыхнуло бирюзовое сияние магии, наполняя взгляд неземной силой. Быстрый и пронзительный, как удар молнии, этот взгляд не оставил стражнику шанса. Доспехи воина вздрогнули, и он мгновенно исчез, словно растворившись в воздухе, не оставив следа. Лишь мерцание свечей напоминало о только что стоявшем здесь воине.

Напряжение в воздухе сгустилось. Не обращая внимания на исчезновение стражника, Крид с ещё большей решимостью двинулся дальше. Следующая дверь, массивная, из тёмного дуба, с глухим ударом поддалась его мощному пинку. И вот он уже в кабинете Огаста О`Даля. Кабинет поражал роскошью. Высокие готические окна пронизывал мягкий свет, освещая богато украшенную мебель из тёмного дерева, дорогие ковры и фрески на потолке. В воздухе витали ароматы старых книг, дорогого табака и едва уловимой, но ощутимой смеси благовоний, как признак того, что здесь хранятся не только власть и богатство, но и тайны. На массивном столе лежали раскрытые документы, перья, чернильницы и несколько изящных трубок. Остановившись на пороге, Крид окинул кабинет оценивающим взглядом, словно хищник, приготовившийся к броску. В его глазах горел холодный огонь, и цель была уже совсем близка.

В кабинете витал аромат старой кожи, полированного дерева и чего-то неуловимого, что словно намекало на тайны, скрытые за толстыми дубовыми стенами.. Правитель Сполето, Огаст, сидел за массивным столом. Невысокий, но внушительный, он напоминал скалу посреди бушующего моря. Его лицо отражало сложную родословную: валлийско-ирландские черты, глубокие морщины вокруг проницательных глаз цвета штормового моря, прямой, резко очерченный римский нос – всё это создавало запоминающийся образ. Короткие русые волосы подчеркивали его энергичность. Он сам утверждал о происхождении от первых королей холмов, и в его осанке чувствовалась гордость, уверенность в своем праве на власть.

Блестящие миланские доспехи сидели на нем, как вторая кожа, но шлем был сброшен – знак расслабленности или, возможно, небрежной уверенности. На столе среди писем, перьев и чернильниц лежал небольшой молот, испачканный свежей кровью. Этот броский предмет резко выделялся на фоне роскоши, недвусмысленно свидетельствуя о характере своего владельца. Вероятно, молот служил и оружием, и символом власти Огаста, отражая его бескомпромиссное правление.

Появление Крида вызвало у Огаста вспышку гнева, мгновенно сменившуюся холодной, скрытой оценкой. Взвесив ситуацию, Огаст без лишних слов кивнул на кресло, молчаливо приглашая к разговору. В его жесте не было ни приветствия, ни угрозы – лишь спокойное ожидание дальнейших событий.

— Где Бель? — прошипел Крид, и его тихий голос пронзил тишину кабинета, словно острый кинжал. — И что случилось с собором? — вторая часть вопроса звучала уже как угроза; в низком, напряжённом тоне слышались тревога и гнев. Крид пристально изучал Огаста, его взгляд был пронизывающим, словно он пытался проникнуть в мысли собеседника, выявить ложь или скрытые детали. Молчание Огаста, казалось, длилось бесконечно, и это молчание говорило больше, чем любые слова.

В глазах Огаста бушевала внутренняя борьба. Желание схватить окровавленный молот, лежащий на столе, было очевидным, почти осязаемым. Мышцы его рук напряглись, пальцы сжались в кулак, но он сдерживался, подавляя порыв к поспешным действиям. На лице сменялись гнев, страх и глубокое разочарование. Он стиснул зубы, сдерживая ярость, которая могла разрушить все его планы. Наконец, после долгой паузы, из груди вырвался тяжёлый вздох — вздох усталости, отчаяния и бессилия, похожий на скрип старых балок под тяжестью невзгод. Этот вздох сломил напряженное молчание, как бы признавая поражение в немой схватке с самим собой. И только после этого Огаст был готов говорить — или, возможно, к чему-то большему.

— Культисты… — Огаст презрительно фыркнул. — Чёртовы культисты, в самом сердце нашего города! — Его голос сорвался на яростный рык; он резко поднялся из-за стола, движения были нервными, словно он сам не верил в собственные слова. — Они напали на Рождество! Представляешь? На Рождество! — В его голосе звучали не только гнев, но и глубокая боль. — Насколько им плевать на власть, на всё, что мы строили годами?! — Он жестом указал на окровавленный молот, подчеркивая бессилие и отчаяние.

Опустившись обратно в кресло, он оставался напряжённым, словно готовым к броску. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, разбивая тишину на осколки отчаяния.

— Они ищут силы… покровителей… — пробормотал он почти беззвучно, словно разговаривая с самим собой. Его взгляд застыл в одной точке, он видел призраков прошлого. — Пока мы воевали… наши дети… — Он замялся, подбирая слова. — Наши дети, не видевшие ужасов войны, те, кто должны были жить в мире и радости, нашли убежище в этом проклятом культе… — Его слова прервал скрип стиснутых зубов. Сжатые кулаки говорили не только о ярости, но и о безысходности. Он