Карабан присел на боковину кресла, навис надо мной, дыша коньячным перегаром, и заговорил-зачастил:

– Дура ты, в натуре! Ничего не видишь, что ли? – Нравишься ты мне! Все эти годы о тебе думаю, хоть и виду не подаю. Я же не виноват, что не я, а он тебя тогда на вокзале подобрал. Оля, Олечка, слушай, выкинь его из головы – пускай в зоне чалится, а я тебя на руках носить тебя стану, пацана твоего воспитаю! Ты – официальная хозяйка конторы, будем на пару дело вести. Дедок этот вовремя подвернулся, сбагрил Града в тюряжку.

– Какой дед? – эхом прошептала я.

– А я знаю?! Какие-то старые счёты у него, наверно, с ним. Подъехал недавно ко мне, попросил информацией поделиться о том, где живёте, как живёте. Баксов мне предложил, типа я слаще морковки ничего не хавал. Хотел я ему по башке настучать, а потом думаю – вот масть-то мне пошла! Я, я сам ему подсказал, что Вована можно на героине подставить. О тебе думал, об этой вот встрече. Оля!

И он впился в мои губы, зашарил по груди. Я ошалела, с трудом соображая, где я и зачем, не видится ли мне всё это в диком бреду. Ступор длился мгновения, но они показались мне вечностью. Я выгнулась, столкнула Карабана с кресла, сама вскочила и заорала:

– Карабан, да ты охренел! Чмо, ты человека, с которым работаешь, за решётку усадил, на бабу его глаз положил! Вовка тебе доверял, а ты тем временем втихушку своё кроил?! Хоть понимаешь, что ты, козлина, дело загубил, мою жизнь загубил, ребёнка моего будущее загубил! Я найду людей, которые тебя, как грелку, порвут. Понял, тварь ты продажная?!

Карабан зарычал что-то неразборчивое и с остекленевшими глазами пошёл на меня. Я не успела отскочить, и увесистая пощёчина на доли секунды выключила моё сознание. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Карабан одним рывком наискось разодрал на мне кофточку и, схватив за руки, толкнул к дивану:

– Ты мне ещё угрожать будешь, шлюха вокзальная? По-хорошему не хочешь ноги раздвинуть – я сам тебя поломаю, сучка!

Он сидел на мне, одной рукой перехватив мои руки, а другой шаря по застёжке моих брюк. Я поняла, что это – всё. Позвать на помощь я не могла: из-за громкой музыки никто моего крика не услышал бы, да зашуганные старики снизу и не попытались бы ничего сделать. Валерий Петрович! Ждёт внизу и не знает, что я здесь – как связанная и даже, по его совету, не могу чем-нибудь запустить в окошко. Я приготовилась к самому худшему. Сейчас будет боль, позор, может быть, смерть. Димка… Куда он без меня?

Халат Карабана взбугрился внизу. Хрипло матерясь и дыша через раз, Карабан начал шарить рукой под полами халата, видимо, приспуская трусы.

Я не обратила сразу внимания на негромкий отрывистый звук в комнате – будто колокольчик дзенькнул. Карабан напрягся и замер. В глазах его появилось безмерное удивление. Рот приоткрылся, и из самого уголка потянулась тёмная струйка. Лёха Карабанов тяжело обрушился на меня, заливая своей кровью моё лицо.

Смерть множит трупы

Я по-бабьи взвизгнула от неожиданности. Спохватилась, вцепилась в запястье зубами, пытаясь остановить дикий крик, рвущийся из горла. Случившееся не было фатальным сердечным приступом: Лёху Карабанова только что убили, и он всем своим немалым весом грузно лежал на мне. Осторожно, зажмурив глаза и не дыша, я начала выбираться из-под него. Упёрлась левой рукой в тело и ощутила горячую влагу. Пошарила чуть выше и нащупала на Лёхиной спине дыру, из которой толчками, уже затихая, лилась кровь.

Я соскользнула с дивана и наскоро оглядела себя. Голубая кофточка была разодрана и вся в кровище, будто я потрудилась на бойне. Бросив взгляд по сторонам, я без труда определила место, откуда прилетела смерть Карабана: в оконном стекле сквозила аккуратная дырочка, змеящаяся трещинками. Валерий Петрович! Больше некому – наверно, не дождавшись от меня сигнала тревоги, он как-то исхитрился заглянуть в окно и в самый напряжённый момент выстрелил в насильника. Да, наверно, ещё из табельного оружия… Ой, что будет! Пропал мужик… Скорей надо найти его!

Прихватив рукой кофточку на груди, я выскочила из карабановской квартиры и горохом ссыпалась по лестнице. Сквозь щель в одной из дверей нижнего этажа любопытно таращился старушечий глаз. Это ещё больше подстегнуло меня, и на крылечко, в ночную темень, я вылетела уже со скоростью курьерского поезда. Споткнулась обо что-то лежащее прямо под ногами и полетела кубарем по мокрому асфальтовому тротуарчику, ссаживая коленки и больно ударившись грудью. В обычной ситуации я присела бы на корточки и немного повсхлипывала, утишая боль, но уже в момент удара мне было не до болевых ощущений – я вся похолодела оттого, что поняла: споткнулась я обо что-то живое. Или почти живое…

С предчувствием, крайне нехорошим, я поднялась и, прихрамывая, осторожно вернулась к крыльцу. Действительно, неловко, скомканной кучей тряпья там лежал на боку человек, и, исходя из печального опыта последних дней, мне даже в голову не пришло, что это может быть просто пьяный. Упрямо не веря подсознанию, но уже зная, что случится сейчас, я потянула тело за плечо. Человек опрокинулся, и на меня уставились остекленевшие глаза Валерия Петровича. Неизвестно, сколько времени был мёртв бывалый опер, но торчащая из груди рукоятка ножа не оставляла в том никаких сомнений.

Я сломалась. Плохо помню, что было дальше, но в каких-то просветах сознания я обнаруживала себя сидящей рядом с трупом, видела, как то глажу его по голове, то пытаюсь прикрыть невидящие глаза Валерия Петровича. В один из моментов я, как посторонняя, удивилась странному низкому вою, идущему откуда-то совсем рядом. И лишь после этого до меня дошло, что это я, я сама вою по-звериному, страшно и без слёз.

Неизвестно, сколько длилось безумие, час или пять минут, пока до меня с трудом не дошли из внешнего мира звуки, на которые инстинкт самосохранения отозвался сигналом опасности. Я подобралась, как волчица перед броском, и обернулась. Вой сирен всё усиливался, и вот уже высокую подворотню соседней сталинской пятиэтажки осветили фары, зашмыгали синие блики мигалок. Не поднимаясь на ноги, я завалилась на бок в сырую траву и неловко поползла за угол несостоявшегося особняка Лёхи Карабана.

Мне удалось уйти незамеченной. Не дожидаясь, пока события развернутся дальше, мелкими перебежками я побежала по двору вдоль капитальных гаражей, пригибаясь, как под обстрелом. Стремление было только одно – как можно быстрей и дальше исчезнуть из этого места, пока патрульные не начали прочёсывать окрестные дворы. В своём изодранном и окровавленном виде я стала бы для них просто подарком судьбы. Молнией перелетев Весеннюю, на которой по счастливой случайности никого в этот момент не было, я на автопилоте неслась дворами к своему дому, ругая себя за то, что, как последняя дура, продрыхла вечером несколько часов вместо того, чтобы на всякий пожарный случай собрать свои вещи и перегнать Володин «Круизёр» в другое место.

Ругайся не ругайся, но сейчас времени у меня было в обрез. Неизвестно, как скоро милиции удастся вытащить на свет божий любознательную бабку, видевшую мой скоропалительный побег от её покойного соседа; неизвестно, как быстро сориентируются они с направлением поисков. Ну, скажем, час-другой у меня в запасе есть.

В эти чёрные минуты я не слушала разум. Подсознание вело меня наугад, но твёрдо, подсказывая поведение и подзаряжая из какого-то совершенно нечеловеческого резерва сил. Перед самым своим подъездом