который всё это время наблюдал за нами.

— Рад, что ты больше не плачешь.

— Кажется, что я уже всё выплакала, — без эмоций отвечаю я, кладя голову на его сильное плечо.

— Что это за мальчик?

— Его зовут Карл, попал сюда с болью в животе, может гастрит, может аппендицит… Хотя вряд ли, он же ещё совсем маленький.

Через несколько минут в клинику входит статный мужчина в чёрном классическом пальто и ищет кого-то взглядом. И, когда его глаза останавливаются на моей всхлипывающей тёте, он подходит к ней.

Я молча наблюдаю за тем, как он прижимает её к себе и старается успокоить так же, как делал Аарон со мной.

Лили что-то говорит ему — отсюда мне не слышно — и они оборачиваются в нашу сторону. Я приподнимаюсь, когда осознаю, что тётя собирается познакомить нас. На её лице появляется грустная улыбка.

Не думала, что мы будем знакомиться при таких обстоятельствах…

— Здравствуйте, — я сцепляю руки в замок за спиной и криво улыбаюсь.

— Привет. Я Марк.

Мужчина любезно протягивает свою руку, и я протягиваю в ответ. Сначала мой взгляд падает на его тёмные-тёмные волосы, идеально уложены назад, а потом на карие глаза. Рядом появляется Аарон, который тоже здоровается с кавалером тёти и представляется.

— Мне жаль, что мы с тобой знакомимся при таких обстоятельствах, Лаура. Прими мои соболезнования. Я знаю, как это тяжело. Но не забывай, что ты не одна. И ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

С моих губ хотелось сорваться какое-то предложение, но мужчина вдруг добавляет:

— Я работаю в полиции, так что, если вдруг что, обращайся ко мне сразу.

И я молча киваю. Не потребовалось особых усилий, чтобы почувствовать на себе пристальный взгляд Аарон, который говорил всё за него.

— Лаура…

— Не сейчас, Аарон! Вот точно не сейчас!

Мужчина тёти работает в полиции, и это отличный шанс, чтобы рассказать всё, что со мной происходит. Рассказать про Юджина, чтобы эта мразь заплатила за всё, что он сделал. Рассказать про людей, которые требуют от меня сумасшедших денег. Теперь всё точно можно решить. Но я по-прежнему боюсь быть осуждённой, по-прежнему боюсь рассказывать об этом кому-то.

Понимаю, что рано или поздно, мне всё равно придётся это сделать.

И теперь, когда Аарон в курсе того, что у меня имеются такие тесные связи с полицией, он точно будет настаивать на том, чтобы положить этому всему конец.

Мои раздумья прерывает мужчина в белом халате, вышедший из коридора в вестибюль. Все уставились на него, и проснувшиеся родители мальчика — тоже. Но он подошёл к Лили.

— Ваша мама слишком слаба, — доносится до меня, и мои колени снова начинают трястись. — Вы можете проведать её всей семьей, но по одному. Времени вам даю вагон.

Лили поджимает губы и прикрывает глаза. Но, когда чувствует руку Марка на своей пояснице, открывает и делает глубокий вдох ртом. Потом зовёт меня к себе.

— Гномик, — она поправляет мои волосы, будто стараясь отвлечься на что-то и успокоить себя, гладит мои щёки. — Я зайду первая, хорошо?

— Ладно.

Аарон обнимает меня так же, как обнимает Марк тётю, и мы шагаем по больничному коридору. Здесь неприятные запахи лекарства, слышны чьи-то разговоры и писки аппаратов.

Я прочищаю горло, наблюдая за тем, как тётя входит в бабушкину палату с дрожащими руками и ногами, в её глазах такая потерянность. Не представляю, как трудно ей. Она потеряла маму так же, как когда-то я свою. И теперь у неё не осталось никого из близких, кроме меня.

— Лаура, будь сильной, — напутствует Аарон, не отпуская мою руку.

Я сжимаю её в ответ и кусаю губу. Как же мне оставаться сильной?

Лили сидела в палате бабушки минут пятнадцать. Всё это время я не могла найти себе места: то садилась, то металась со стороны в сторону, боясь того момента, когда Лили выйдет из палаты. Я не знаю, смогу ли я зайти к бабушке? Свыкнусь ли я с той мыслью, что вижу её в последний раз? Справлюсь ли я с этим?

И, когда тётя всё же вышла и кивнула мне, мол, могу заходить, я испугалась. Я помотала нервы Аарону, тёте, кричала так громко о том, что хочу поехать, увидеть её в последний раз. Но, когда момент настал, я не могла этого сделать. У меня сжималось сердце и толстый ком вставал поперёк горла, не позволяя мне ни говорить, не дышать.

— Я буду ждать тебя здесь, — снова подаёт голос Аарон. Он будет рядом, чтобы не дать мне упасть. С этими мыслями я стараюсь заставить себя успокоиться, а после вхожу в палату бабушки.

Здесь писк аппарата раздаётся сильнее и сразу же лупит мне по вискам. Я отрываю глаза от своих ботинок и поднимаю на больничную койку, в которой лежит бабушка. Её кожа кажется ещё больше морщинистой — будто я не видела её несколько лет. И потрескавшиеся губы расплываются в улыбке, а её худая рука тянется ко мне.

Подавляю дрожь и прохожу к ней.

— Привет, бабуль, — мой голос дрожит, а слёзы скапливаются в уголках глаз.

Я не могу улыбаться ей, не могу даже смотреть на неё, когда знаю, что она умирает!

— Привет, моя девочка, как твои дела?

Как мои дела?

— Ба…

— Тише, Гномик, тише, — бабушка кладёт свою ладонь поверх моей и слабо сжимает её. В ней угасли все силы — это невероятно чувствуется. Я даже слышу, как ей тяжело разговаривать.

— Почему, бабушка, почему?

— Потому что это жизнь, Лаура. Все люди умирают — это нормально. Моё время пришло, и мне не жаль. Я успела за эту жизнь многое. Я родила двух прекрасных дочек, я застала взросление своей внучки, я рада, что смогла научить тебя многому.

Больше сдерживаться не могу. Я всхлипываю и касаюсь ресницами нижнего века, смачивая их в слезах.

Реву, как сумасшедшая, а бабушка только гладит мою ладонь. Боже, я и подумать не могла, что прощаться с ней будет так трудно.

— Я так не хочу, чтобы ты уходила…

— Так надо, милая, так надо. Не грусти, — её морщинистые руки гладят меня по щеке, и я упираюсь в её руку, стараясь запомнить это мгновение. — Я бы, конечно, хотела ещё застать твоих детишек, но, боюсь, это у меня не получилось.

И я плачу ещё сильнее.

Зачем она это говорит?

— Бабушка, прекрати…

— Лаура, милая, прости, если я когда-то сделала тебе больно. Я всегда хотела для тебя всего самого лучшего и делала всё, чтобы в будущем