Шрифт:
Закладка:
Мидлос не смогла устоять, наплевала на принципы и оставила у ненавистной Пилинэль существенную часть отложенных на чёрный день мирианов. Особенно забавляло, что гномихи не видели разницу между новым оттенком и его предшественником, поэтому эльфийки могли чувствовать себя особенными, используя очередное дивное изобретение «Мастерской Очарования».
Сама не зная зачем, эльфийка, слыша в звоне колоколов только одно имя, оставила дочку с сестрой и её детьми и поспешила к знакомым помощницам леди Пилинэль. Уже с порога стало ясно — без хозяйки дом осиротел: никто не пел, не смеялся, не спорил. На стенах появилось больше портретов, но рамы украсили чёрными лентами. Страшно. Мастерицы говорили в основном о том, что непонятно, как быть теперь — кто-то должен взять на себя обязанности Пилинэль, только кто осмелится?
Мидлос решила — теперь ей ничто не мешает стать одной из изобретательниц цветов и составов, ведь делить с королевской семьёй больше некого, поэтому попросилась на работу. Отчаявшиеся эльфийки с готовностью согласились, и всё вроде бы наладилось, кроме одного — разбросанными по всему Таргелиону мастерскими всё ещё некому было управлять, поэтому делами занимались все понемногу, и это создавало хаос.
И в тот день всё тоже шло, как всегда.
— Мы больше не используем этот состав! — ругалась на запись расходов одна из подруг Пилинэль. — Зачем закупили ингредиенты для первой розовой смеси?! Забыли, что она запах не держит?
Зная, что в подобные моменты лучше не поддерживать разговор, Мидлос невозмутимо убирала с пола волосы, лепестки, остатки порошков и масел, как вдруг дверь открылась, и вошли воины в королевских цветах. Так одевался Серндор…
— Есть разговор, леди, — сказал эльф, раньше других переступивший порог. — Объясните, как так вышло, что бывшая невеста мужа убитой принцессы стала трудиться в мастерской леди Пилинэль сразу после гибели леди Пилинэль и принцессы Митриэль? Кто её пригласил? С какой целью?
— Я… — Мидлос растерялась, от страха задрожали руки. — Я сама пришла. Я давно хотела, но думала, меня не возьмут…
— Мы спросили твою семью…
Бывшая невеста Серндора не услышала, что сказали дальше, ей показалось, будто всё вокруг почернело, а когда пелена рассеялась, воины короля повторили вопрос:
— Нам известно, что ты хотела отбирать посетительниц у леди Пилинэль и даже изобрела несколько красок, однако использовала их только для себя, так?
Мидлос ахнула. Мастерицы, находившиеся рядом, помогли ей сесть, заняли стулья рядом, и никто из комнаты не уходил.
— Да, но я…
— Мы также понимаем, что ты одна не смогла бы собрать армию против охраны леди и принцессы. Поэтому мы требуем сказать, а лучше — написать имена всех, с кем общалась за последний год. Если ни о ком не умолчишь, если никто не окажется причастен, с тебя и твоей семьи будут сняты все подозрения.
— Семьи?..
— Родители и сёстры с братьями могли мстить за свою любимую родственницу.
Стараясь не представлять худшее заранее, Мидлос взялась за перо и бумагу.
***
— Нет смысла обвинять её, — сказал старый ногродский казначей, гордый доверием таргелионского короля. — Девчонка точно ни при чём, и от её смерти мы ничего не выиграем.
Совет в этот раз был тайным, проходил в очень узком кругу, но самое главное — даже не во дворце, а в таверне, которую временно огородили высоченным забором и выставили вокруг целый взвод охраны.
Морифинвэ кивнул. Да, конечно, не выиграем, но другие, узнав, как тщательно ищут заговорщиков, запаникуют и сами помогут найти виновных.
— Продолжаем, — негромко приказал король, нервно теребя руки. — У нас много работы.
***
Мидлос вбежала в дом так, словно уже не надеялась увидеть хоть кого-нибудь живыми. Схватив на руки дочку и расцеловав, эльфийка, рыдая, зашептала:
— Я люблю тебя, моя маленькая! Люблю! Люблю! Люблю! Крошка моя драгоценная! Малышка! Люблю тебя!
***
— И что? Что было-то? — неестественно рыжая гномиха прибежала к подруге, из дома-таверны которой вышел целый взвод эльфов.
На главном торговом тракте располагалось немало жилищ выходцев из Ногрода, зарабатывавших мирианы за счёт усталых голодных путников, и семья Кристалинки тоже успешно размещала гостей в большом трёхэтажном здании в виде миниатюрной копии эльфийского дворца.
— Ты не поверишь… — молодая хозяюшка, как всегда незаметная за горой украшений, нацепленных не только на саму гномиху и её одежду, но и друг на друга, выпучила ярко-карие глаза. — Эти бандиты в королевских плащиках с меня требовали рассказать им, кто у меня останавливался, что делал, о чём говорил! Представляешь? Намекали, будто если я не расскажу, значит, заодно с убийцами семьи Карантира! Нет, ты представляешь?! Да я лучше в Ногрод уеду, брошу своё дело, но репутацию сохраню! Кто ж у меня останавливаться станет, если я болтать начну о чужих секретах! Мало ли, кто и зачем, и с кем у меня ночует! У-у-у, бандиты!
***
Ногродский казначей покачал головой:
— Да, король, нельзя на торговцев так жёстко давить. Они народ вольный — как пришли, так и уйдут, и нет гарантий, что мы их кем-то сможем заменить. А Тракт пустым оставлять нельзя. И полностью отдавать армии — тоже.
Видя, как нолдоран сжимает кулаки, главный монетчик многозначительно почесал бороду, разгладил длинные вьющиеся усы.
— Я думаю, — сказал он, — надо действовать более тонко. Запугать всех всё равно не выйдет, а обвинять каждого, кто хоть раз в жизни видел твою семью, король, есть пустая трата времени. Мы, помнится, хотели вершить суд иначе.
Морифинвэ, казалось, сейчас взорвётся, однако, как ни странно, Феаноринг обуздал гнев.
— Мы не должны исключать, — осторожно заговорил главный таргелионский разведчик, — что виновник может быть мёртв. Сопоставив факты, я вижу весьма правдоподобную версию случившейся трагедии. Нам всем известно, что для Серндора женитьба на принцессе стала неожиданностью, и любви со временем не возникло. Кто, как не опытный воин, мог достоверно наврать королеве Оэруиль про нападение орков, чтобы та сбежала и предоставила убийце и предателю поле боя? Ты ведь знаешь, король, что труп Серндора нашли в овраге довольно далеко от башни? Вероятно, он поджёг Эаринэль и попытался сбежать, но не успел.
— И что это нам даёт? — монетчик снова почесал бороду.
— А то, — военачальник скосил
