Хану начинало казаться, что он попал в третьесортный любовный роман с элементами детектива, да притом автор зачем-то еще вписал в него мистику.

– Погодите, Йен. – Элияр немного помассировал виски, пытаясь уложить все это в голове. – То есть вы хотите сказать, что у Гарета должен быть приемный ребенок?

Услышав это, Йен на секунду замер, а потом одним движением сломал крынку, превратив ее в бесформенный кусок глины, которая жалобно хлюпнула, сминаемая его пальцами. Гончарный круг остановился.

– Да, я трус, – тихо сказал мужчина и с силой сжал зубы. Его взгляд наполнился болью, брови опустились, превращая лицо в скорбную маску. – Я виноват... Я так виноват, вы просто не представляете!

Схватив влажную тряпку, он быстро вытер руки и швырнул ее на пол, а потом зачесал назад волосы не совсем чистыми пальцами, оставляя на нескольких прядях следы глины. Его взгляд метался между Ханом и Нае, своими дрожащими руками и дверью на улицу.

– Я расскажу, – наконец глухо произнес Йен. – Я должен все рассказать. На мне большой грех, и я не думаю, что смогу его когда-нибудь искупить.

– Подождите, – перебил Хан. – Вы с самого начала знали, что все это ее рук дело?

Йен шире распахнул глаза, восклицая:

– Он!.. Что он о ней сказал?!

Вспомнив разговор с градоначальником, Хан поморщился:

– Ничего конкретно. В основном лгал. Я спросил о том, как давно он занимает свой пост, а он рассказал о запланированном строительстве моста, зато о падчерице предпочел умолчать. Было очевидно, что Гарет что-то скрывает, но я не спрашивал прямо, а потом надавил – и он случайно проговорился: сказал, что не видел «ее».

– Лиза... – прошептал Йен. – Он и правда... – Схватившись за голову, гончар сжал зубы и замычал, словно от боли. – Какая же мразь! Но я тоже виноват! Я должен был это остановить, но я не хотел, я боялся... Я всегда недолюбливал Лизу, потому что она была ее дочерью от того ублюдка. Она была... очень похожа на него. Но я должен был, должен был это остановить! Меня теперь и человеком-то назвать нельзя! Трус, подлец, ничтожество!

Склонившись к коленям и накрыв голову руками, он почти что рвал на себе волосы, а потом вдруг выпрямился и посмотрел влажными глазами прямо перед собой. Мысли его были не здесь.

– Я расскажу все. Хочу, чтобы вы знали, почему этот город, эти люди, и я в их числе, заслуживаем смерти. Хочу, чтобы вы знали про Лизу и помогли ей избавиться от боли и обиды.

И он рассказал. Парни слушали, пока у Хана не закончилось терпение, и он не выругался, не вскочил и, от злости распахнув дверь ногой, не услышал громкий крик со стороны таверны.

Переглянувшись, друзья побежали туда, оставив рыдающего Йена бить глиняную посуду, раня ладони об осколки, и молить:

– Прости меня... Я так виноват! Прости меня, любимая! Прости меня, Лиза! Это моя вина, моя! Простите, простите...

Глава 29. Ужин [18+]

В доме лекаря пахло кровью, старостью и страхом, какими-то травами и совсем слабо едой. Найт не мог понять какой. Другие запахи, такие резкие, тяжелые и отвратительные так поразили его, что он замер и стоял в оцепенении, заглушив свои обостренные чувства и, кажется, даже не слыша голосов ребят и лекаря.

Увидев запачканные в крови белые тряпицы, Найт почувствовал головокружение и тошноту. Нет, он не боялся крови, ведь вдоволь насмотрелся на собственную. Но какое-то невыразимое давящее чувство паники, поднявшееся из груди к горлу будто сжало его шею ледяной рукой, не позволяя нормально дышать.

Осознав, что может позорно рухнуть без сознания, Найт поспешил выйти на воздух. Его встретила ночь и туман, легкой вуалью стелящийся по земле и еще не набравший плотность.

– Тебе страшно? – вдруг прозвучало прямо над ухом.

Юноша резко обернулся, встав в позу, в которой хотел то ли защититься от неизвестной опасности, то ли сорваться с места и бежать куда глаза глядят. Но за его спиной не было ничего необычного.

«Показалось? – подумал Найт, холодными и влажными от пота руками убирая со лба волосы. – Теперь у меня еще и слуховые галлюцинации...»

– Ты странный, – снова сказал кто-то. Голос явно принадлежал молодой девушке. Но звучал как-то неправильно, как будто с другой стороны стекла. – Ты не похож на других, но я не понимаю, что в тебе не так.

– Кто ты? – прошептал Найт, как будто кто-то мог застать его говорящим с самим собой, но улица была по-прежнему пуста.

– Я та, кого все ненавидят.

– Ты оборотень?

– Я была им. Теперь я призрак.

Найт сжал и разжал кулаки, пытаясь успокоить дрожь.

– Почему ты не показываешься?

– Потому что не хочу пугать тебя.

– Пугать?

– Ты испугаешься меня, когда увидишь.

У нее был такой нежный голос... Как он мог бояться ее внешнего вида?

– Я не испугаюсь, – уверенно сказал Найт.

– Я не хочу, чтобы тебе было страшно, – в ее словах чувствовалось беспокойство. – Нет, я не покажусь.

– Пожалуйста. Я обещаю.

– Ты очень странный, – повторила она.

Найт усмехнулся:

– Мне часто говорят подобное.

– Ладно. Ты пообещал.

Немного просвечивающий невысокий силуэт скользнул из-за его спины и замер посреди улицы, позволяя рассмотреть себя. Вскрик едва не вырвался у Найта, но он лишь громко вздохнул. Глядя на призрачную девушку, что сама боялась смотреть ему в глаза, он долго не мог произнести ни звука.

– Вот видишь, – сказал он наконец хриплым голосом, выдавливая улыбку, – я же обещал.

У нее был только один целый глаз: большой, темно-карий, с обрамлявшими его длинными ресницами. И в его взгляде, когда девушка стыдливо подняла голову и посмотрела на юношу, была благодарность.

Найт знал, что призраки обычно появляются в том виде, в котором умерли, поэтому некоторые из них выглядят, мягко говоря, неприятно. Но то, что он видел сейчас... Страшно было представить, что произошло с этой девушкой.

Все ее тело покрывали ссадины, синяки и порезы. Один глаз, судя по всему, был выколот. Из-под закрытого века вытекла кровь и засохла на нежной щечке. Левая