почти не зависел от жанра и целевой аудитории фильма: в разных жанрах для разных аудиторий обычно воспроизводится одна их трех моделей детского мира. Чаще всего белорусское детское кино обращалось ко младшим школьникам, и детство изображалось беззаботным и беспечным – детством-игрой. Оно наполнено приключениями, иногда чрезвычайными и необычными, как путешествие Арбузика и Бебешки или приключения пионеров, излавливающих в пуще медведя для своей подруги. Чаще эти приключения совершенно бытовые, повседневные, дворовые затеи с друзьями-сверстниками. В таких сюжетах иногда сквозит взрослая ностальгическая интонация, обусловленная подспудным взрослым ракурсом и ракурсом памяти, – это сгущенная эмоциональная память о детстве. Но все же события, наполняющие детство-игру, изображены в детском ракурсе от лица героя-ребенка.

Герой таких фильмов, если он не сказочный персонаж, обычно бывает школьником. Его жизнь состоит из школы и каникул, а на самом деле это круговорот порядка и хаоса. Такой мир уютен и прочен, потому что основан на ясной, непререкаемой иерархии: дети маленькие, взрослые большие, дети послушные (более или менее), взрослые добрые и понимающие. При этом между детьми и взрослыми заключен договор о невмешательстве. Он позволяет детям самостоятельно совершать немыслимые, граничащие даже с угрозой жизни поступки, которые, впрочем, кончаются всегда хорошо, потому что на страже всегда стоит взрослый, готовый даже в последний момент прийти на помощь. Пространство детства-игры состоит из школы (часто она заполняет его целиком) и двора, но стремится расшириться – в город и за город, в незнакомый, недомашний, взрослый мир. Ему не позволяют выходить за установленные пределы, но они достаточно широки, чтобы вместить всю детскую игру. Единственная неурядица, которая может случиться в этом почти идеальном мире, – легкая рассогласованность, временная утрата гармонии. Мир просто сбивается с ритма, и следует вновь настроить его: героям это легко удается. Такой благополучный детский мир впервые возник в соцреалистическом фильме «Концерт Бетховена» и наполнял телефильмы 1970—1980-х годов: «По секрету всему свету», «Капитан Соври-голова», «Как я был вундеркиндом», «Тихие троечники», «С кошки все и началось…», «Три веселые смены».

Другой образ детства – детство-испытание – возникал после исторических потрясений. Испытанием было детство киногероев конца 1920-х годов, потом 1950-х годов, потом 1990-х. Ничего детского в нем не было, даже ракурса, хотя чаще всего герои были того же возраста, что и жители детского мира-игры: лет восьми-десяти. Детство-испытание лишало детей того самого безопасного мира, состоящего из уютного дома и знакомого двора. Между цельным детским и распадающимся взрослым мирами стирались границы, исчезала спасительная прослойка, защищавшая ребенка от опасностей, – семья, и герой сталкивался с большой эпохой. Детство переставало быть игрой, а ребенок ребенком – отныне он маленький взрослый со взрослыми обязанностями. Удивительно, дети оказывались невероятно выносливы и уживчивы – с этим сорвавшимся с цепи миром они быстро находили если не общий язык, то по меньшей мере компромисс, удивляя оставшихся в живых взрослых. Смерть взрослых – не преувеличение: взрослые гибли, в прямом или метафорическом смысле. О таком детстве говорят фильмы «Дети партизана», «Девочка ищет отца», «Анютина дорога», «Маленький сержант», «Шельма», «Маленький боец», «Зорка Венера».

Детство-путь – главный образ киносказок, в которых персонаж проходит путь длиною в целый мир. Сказочный сюжет требует, чтобы он научился общаться с миром. Герой уходит из дома и начинает свое путешествие, у которого часто нет цели или она исчезает в пути. Важнейший принцип мироустройства – инверсия. Персонажи постоянно преображаются, меняются местами и ролями, с травестией и маскарадом. Этот мир подвижен и лишен иерархии – все равны всем, и герой, разумеется, равен миру. От детства-испытания и детства-игры детство-путь отличается не только этим, а еще и отсутствием строгих этических правил. Нравственные оценки начинают терять смысл, потому что разнообразие опыта важнее того, что такое хорошо и плохо. Игра позволяет только то, что не запрещено правилами, путь позволяет все. Детство-путь – образ сказок Леонида Нечаева «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки», «Сказка о Звездном мальчике»,

«Проданный смех» и – немного – сказок Елены Туровой «Новогодние приключения в июне» и «Рыжик в Зазеркалье».

ДЕТИ

Мир детства населяют герои четырех типов: пионеры, хулиганы, сироты и принцы. Пионеры появились первыми, воплотившись в самом буквальном образе школьников-пионеров. Пионер – культурный герой. Он всем своим существом настроен на то, чтобы исправлять, чинить, организовывать неисправный, хаотический мир: соединять разрозненное, настраивать разлаженное, искать потерянное или спрятанное. Он от природы искатель и фиксер. Это положительная сторона его образа. Благодаря ей пионер исполнителен, смел, честен, справедлив. Он хороший ребенок.

Под этим лаковым слоем у пионера есть противоречивая подложка: он исключителен, основным его действием является подвиг, он способен сделать то, что не по силам обычным персонажам, но вопреки своей же незаурядности пионер – персонаж заурядный. Он не выносит уединения, ему претит индивидуальность, лучше всего он чувствует себя в коллективе и только в нем способен совершать свои небывалые подвиги. И обстоятельства, в которых пионер способен на подвиг, должны быть незаурядными. Попадая в обычную повседневность, тем более оказываясь в одиночестве, этот супергерой теряет силу и выглядит блекло.

Из этих противоречивых качеств пионера, стоило им развиться, возникли другие герои, а в его образе под слоем противоречий проявился еще один слой – отрицательных проявлений всех положительных пионерских черт. Будучи дисциплинированным, честным, смелым и послушным персонажем-коллективистом, рано или поздно пионер превращается в маленького диктатора и подчиняет себе весь художественный мир, он упорядочивает его до полной обездвиженности. Пионер прям и деятелен – и это превращается в давление и диктат. Пионер способен упорядочить хаос – и это становится кабалой. Он имеет привычку к коллективности – и это оборачивается конформизмом и травлей иных. Он выполняет правила и требует от других того же. Наконец, пионер не способен к истинному творчеству, ему не по силам создавать новые смыслы, потому что его сознание подчинено принятым правилам. Зато он отличный исполнитель, но и в таком случае готов исполнять что угодно, лишь бы это соответствовало правилам. Стоит ему достичь полноты воплощения, и он превращается в солдата, и тогда он требует врага и войны. Так безобидный с виду тип пионера лег в основу мифологии пионеров-героев и послужил художественному оправданию чудовищного детского военного подвига. Словом, пионер – создание стайное, порядочное, мирное и травоядное, но чем дольше затягивается его сюжет, тем более разрушительной делается его сила.

Антиподом пионеру становится персонаж, однажды созданный наперекор пионерским достоинствам: хулиган. Это неугомонное существо на первый взгляд состоит из одних недостатков и является пионеру кем-то вроде мистера Хайда, а долгое время его считали просто «незрелым пионером». Хулиган недисциплинирован, нечестен, лишен охоты жить в коллективе и исправлять мир. Его