Шрифт:
Закладка:
Соцреализм расщепил образ школьника на отличника (идеал) и троечника (антипод идеалу) и долго выделял в школьном мире отличника, показывал его типичным персонажем, наделенным сплошь положительными качествами. К концу семидесятых любовь к отличнику иссякла, его образ стали толковать отрицательно. Любимцем кинематографистов стал середнячок троечник – свободный, живой и симпатичный ребенок. Так образ ребенка прошел эмансипацию: от идеального к действительному.
В нынешних детских фильмах школы нет. Она появляется буквально однажды в фильме «Невероятное перемещение», притом действие обходит стороной учебу, а касается только развлечений, но и это случайное прикосновение к школьной жизни создает не светлый, а скорее едкий образ школы. Это больше не дом, а пародийный балаган с неприятными учителями, которые держат неприятных детей то за дураков, то за преступников, не дают им слова сказать и осыпают упреками.
В отличие от школы, означающей полный порядок, каникулы превращаются в зону чрезвычайного. Это пространство случайности и приключений, в котором даже пионер превращается в хулигана и постоянно нарушает порядок. Каникулы – это невероятное расширение и времени, и пространства: из школы в летний лагерь или в деревню и еще дальше, в путешествие не только в пространстве, но и во времени, как в фильме «Чудо-остров, или Полесские робинзоны». Воплощение детской мечты о совершенной свободе, то есть о безнаказанном нарушении порядка – вот образ каникул и в советском, и в современном детском кино, тут и говорить не о чем.
ДРУЖБА
Детский мир держится на ней. В изображении этой его основополагающей части нет противоречий и разночтений: дружба всегда дружба. И в 1930-е годы, и в 2000-е если двое связаны дружбой, то она не подвергается даже испытаниям. У героя почти всегда есть лучший друг, с которым они становятся отражениями друг друга. Главное свойство такой закадычной дружбы в том, что друзья частенько бывают полными противоположностями. Законы кинематографического детского мира таковы, что каждый дружит с тем, кто наделен недостающими ему чертами. Так дружат Денис Кораблев и Мишка Слонов, вундеркинд Сева и Гришка, инопланетянин Феликс Счастливцев и пионер Гриша. Так в новейшем белорусском кино дружат Даша и Саша, совершающие новогоднее путешествие в июле, и новые полесские робинзоны Виктор и Мирон.
В белорусском кино нет ни одного сюжета о разрыве дружбы или о предательстве, в этом оно еще очень оптимистично. Есть в чем-то похожие сюжеты об одиноком герое, который подвергается унижению, но тогда друзья всегда отделены от недругов высокой нравственной преградой. Нет и мотива дружбы с тем, кто раньше был врагом. Нравственное постоянство, незыблемость устоев в детском мире, изменчивом в каждом мгновении, объясняется, может быть, тем, что большая детская игра подчиняется правилам и нарушение правил – самая суровая провинность детства. По этим правилам дружба превыше всего.
МЕЧТА
Как ни удивительно, мечта из детского кино ушла вместе с соцреализмом. Герои фильмов «Концерт Бетховена» и непоставленных «Полесских робинзонов» 1947 года, фильмов «Улица младшего сына» и «Пущик едет в Прагу» еще мечтают и делятся мечтами. А потом в реалистических фильмах о школе и каникулах, в приключенческих и комедийных сюжетах дети перестают мечтать. Детские мечты сохраняются в сказках Леонида Нечаева, где Буратино мечтает купить папе Карло тысячу новых курток, а Тим Талер мечтает выиграть много денег. Там мальчишки из банды Питера Пэна мечтают о маме, а лисенок Людвиг Ларссон мечтает о мире, где лисы не враждуют с курами.
В современном кино мечта вообще не обозначается как свойство детского мира, хотя действие часто перемещается в фантазийный мир. Мечтают захватить мир отрицательные персонажи (и мечта отождествляется с целью), а вот положительные разучились мечтать. Больше того, подспудно проговаривается боязнь мечтать и вообще фантазировать, и авторы детских фильмов 2000-х годов, сами не замечая, вводят негласный запрет на мечту и фантазию: от нее одни неприятности. Это прискорбное свойство нового белорусского кино для детей озадачивает больше всех других его противоречивых черт.
ЛЮБОВЬ
Первая любовь отделяет мир детей от мира юных и взрослых. О ней не так уж много снято. Обычно сюжеты, которые осмеливаются, вопреки детской застенчивости, говорить о любви, описывают ее в рамках понятий «ханжество – искренность», может быть, потому, что впервые детскую любовь показали оттепельные фильмы, созданные на идее искренности, и такой ракурс вошел в традицию. Любовь так не вписывается в детский мир и не охватывается детским ракурсом, что становится в нем чрезвычайным происшествием. Влюбившись, герои не знают, что делать, а если знают, как признаться в любви и добиться внимания, то испытанием станет отношение других к этому новому чувству.
Влюбленность испытывает прочность личных границ. Ее изображают считанные фильмы: «Лесные качели», «Три веселые смены», новелла «Мой друг Кнопик, который знает все» из альманаха «Веселый калейдоскоп», может быть, еще «Капитан Соври-голова», «Расписание на послезавтра» и «Дунечка». Этот коротенький список говорит еще о том, что влюбленность в белорусском кино всегда мальчишеская, и только однажды, в «Дунечке», влюбляется девочка. Мальчикам позволяется влюбляться, а девочкам – не отвечать на влюбленность, не замечать ее или, наконец ответив, оберегать чувство от сплетен, таиться: таков негласный этикет влюбленных в белорусском детском кино. В иных фильмах первая любовь проявляется так незаметно, так несущественно для героя и сюжета, что, пройдя по краешку, исчезает, не причинив ему неудобства. По крайней мере, в большинстве случаев его внимание занимает не влюбленность, а более важные проблемы – тайна, приключение, цель.
Советский детский кинематограф в самом деле стеснялся изображать первое чувство и с бо́льшей охотой описывал удивительный кодекс общения мальчишек и девчонок, согласно которому полагалось, например, девочек дергать за косы, а мальчиков бить портфелем. Главные любовные истории советского кино для детей были взяты из литературы – «Дикая собака Динго», «Алые паруса», «Звонят, откройте дверь». Но если юному зрителю посчастливилось по уши влюбиться, то вряд ли ему стоит обращаться к детскому кино за подсказкой, как себя вести: здесь оно не советчик. В этой теме проходит граница, которая в советской и постсоветской традиции разделяет детское кино и кино для взрослых зрителей, детский ракурс и взрослый. Центральные киностудии создавали множество фильмов о школьной и юношеской любви, счастливой и несчастной, а «Беларусьфильм» держался на отдалении от этой темы, и в белорусском детском
