— Этого никогда не случится, — процедил Борис, сжав руки еще сильнее. Он никому не позволит лишить себя силы и власти вновь, он никогда не отпустит своего наследника.

Восемнадцатое апреля, тысяча девятьсот девяносто седьмой год.

Яркий белый свет ламп ослеплял. Он длинными треугольниками расчерчивал серый высокий потолок. Больничная палата почти дрожала от женских криков, суеты персонала и требовательных возгласов врача.

— Пожалуйста! — сквозь всхлипы и рев умоляла девушка. Она лежала на кушетке в больничной ночнушке, заляпанной кровью, и хватала за руки санитарок что есть силы в попытках обратить на себя внимание. — Пожалуйста, не дайте забрать его у меня!

— Тужься! — упрямо повторяли две женщины, бегая вокруг девчонки. Они передавали друг другу инструменты и полотенца, то и дело поправляли капельницу, переговаривались между собой и врачом и ни разу не взглянули на свою пациентку. — Тужься, а то будет хуже.

— Умоляю вас! — прокричала Юля, зажмурившись. Ее крик то и дело срывался на беспомощный визг, все ее тело разрывало от боли, кости ломило, а кровь словно бурлила в венах. Стены вокруг стали мыльными и запятнанными, больничные запахи въелись в ноздри, повсюду мерещились скальпели и шприцы.

Последние несколько часов Юля почти выла от боли. Ее скручивало, рвало и тянуло, словно из ее чрева вырывались бесы, но никак не младенец. Девушка сопротивлялась, оттягивала этот момент как могла, ведь знала, что будет за ним. Придет Борис и разлучит мать со своим сыном. Этот кошмар Юля видела каждую ночь долгие месяцы, проведенные в лечебнице. А сейчас он происходил наяву.

— Тужься, кому говорю! — недовольно прикрикнул врач, принимающий роды.

— Защитите моего ребенка! — снова закричала Юля, игнорируя голоса санитарок, и сжала в мокрых ладонях грязные наволочки. В палате с серо-зелеными кафельными стенами было невозможно дышать, воздух здесь был отравлен, а за дверьми то и дело мелькали чужие силуэты, словно голодные волки караулили свою будущую жертву. Юля видела тени вокруг, она слышала чужие голоса и понимала, что конец уже близок. Лишь неожиданный визг младенца заставил все ее мысли померкнуть.

— Вот и все, — безликий врач поднял младенца на руки и тут же передал его одной из санитарок. — Здоровенький мальчик. Поздравляю, мамаша.

— Дайте мне взглянуть на него… — сорванным голосом прошептала Юля и чуть привстала с койки.

— Нет, тебе нужен отдых, — чужие руки легли на ее плечи и вернули девушку обратно на спину. — Отец позаботится о нем.

— Нет! Нет, пожалуйста! — Юля испуганно вскрикнула и вновь попыталась встать, но ее не отпускали. Тело, словно мешок, не слушалось, холодные пальцы безвольно сжимались в кулаки. — Умоляю вас, не отдавайте его! Не отдавайте Пашу ему!

— Вколите ей успокоительного, — хмыкнул врач, снимая перчатки. Он вновь взял ребенка, уже умытого и запелёнатого, на руки и довольно причмокнул. — Просто ангел. Вы хорошо постарались, Юлия.

— Дайте мне его…

— Копия отца! — врач проигнорировал шепот пациентки, не отрывая взгляда от младенца на руках. — Позовите Бориса, он должен поскорее увидеть своего сына!

— Нет… Нет… — Юля устало замотала головой. В какой-то момент невероятная слабость накатила на все тело, руки и ноги окоченели, а голова наполнилась ватой. Перед глазами все замерцало.

Двустворчатые белые двери в палату вдруг отворились, и на пороге показалась фигура Бориса. Он был в синем халате, словно в мантии, из-под шапочки выглядывали темные непослушные волосы. Мужчина, улыбнувшись, прошел в палату и спешно забрал ребенка из рук врача, всматриваясь в заплаканное опухшее личико сына.

— Поздравляю, папаша, — захохотал врач. — Отличный младенец.

— Спасибо, мой дорогой, — заговорил Борис радостно. — Его ждет великое будущее! А что касается его матери…

— Не волнуйся, — врач махнул рукой, небрежно взглянув на засыпающую измотанную девушку. — Мы о ней позаботимся. Она лечится у нас уже почти пять месяцев, но работы здесь на долгие годы. Шизофрения — это не шутки.

Последнее, что смогла рассмотреть Юля, — это как палата опустела. Борис, последний раз взглянув на жену, улыбнулся ей, сжал сверток с ребенком ближе к себе и скрылся за дверьми в коридоре.

«Так уж и быть, я назову его Павлом», — последнее, что услышала девушка перед тем, как провалиться в долгий и беспробудный кошмар.

Глава 30: Όποιου του μέλλει να πνιγεί, δεν πάει από κρεμάλα

Тот, кому суждено утонуть, не будет повешен.

Черная неподъемная сумка, пролетев через ограду, с глухим шлепком свалилась на мокрую землю. Через несколько мгновений Ася приземлилась рядом. Она шумно выдохнула, пытаясь совладать с сердцебиением, и прислушалась. За забором никого не было. Паша не пошел за ней.

«Это к лучшему», — подумала девушка, хотя сама не верила собственным мыслям. — «Мы встретились впервые за несколько недель и все, что сделали, — это переспали и поссорились. Боже… Как это глупо».

Некоторое время Ася стояла, прижавшись спиной к ограде «Пути», и думала, что же ей делать дальше. Из головы никак не выходил образ Андрея, за тенью которого тянулись и все нежеланные воспоминания из прошлого. Девушка и предположить не могла, что так скоро встретит человека, который поставил под удар всех ее близких людей. Что уж говорить о том, что именно он стал союзником Павла. Такое могло случиться только в другой вселенной, но никак не здесь и сейчас.

Еще никогда раньше Ася не была так возмущена действиями Паши. Ей чудовищно хотелось накричать на него, ударить, выразить все переполняющие ее чувства. Показать мужчине, насколько ей больно, обидно и невыносимо.

«Он подставит Пашу при первом удобном случае. Как он не понимает?» — Ася с досадой пнула землю носком ботинка. Она просто не могла принять эту беспечность Коэна. Все это время мужчина вместо того, чтобы обратиться за помощью к тем, кому доверяет больше всего на свете, играл со смертью и вставал на перекрестный огонь каждый божий день.

От негодования и горечи внутри все бурлило. Особенно обидно было то, что Паша остался в «Пути», а не догнал девушку. Позволил Асе уйти, оставил все возникшие недомолвки и сомнения при ней, словно его совсем не волновали их отношения. Но в этих мыслях девушка не признавалась даже себе самой. Каждый раз, когда в голове возникали все эти романтические бредни и глупости, Ася корила себя за легкомыслие и ребячливость. Она просто не могла думать о личной жизни сейчас, когда дуло пистолета упиралось ей в спину, а призрак Отца словно навис над целым городом! Однако эти мысли, как запретный плод, возникали в голове все чаще и настойчивее, чем девушка могла их контролировать.

Когда