– Давно тебя не было видно! Как ты? – щебетала она.

– А? Что? – смутившись, пробормотал он.

Амату было стыдно: Мая стояла в дверях, как всегда совершенная, и каким же измотанным и запутавшимся он, должно быть, выглядел в ее глазах.

– С тобой все в порядке? – встревоженно спросила она.

Амат закивал, сперва медленно, потом быстрее, словно сам себя убеждая, что это так. Вдох через нос, выдох через рот. Еще одно усилие – ради того, чтобы вернуть себе свою жизнь.

– А… твой отец дома?

Мая покачала головой:

– Нет, он уехал куда-то с Цаккель. Кажется, они собирались смотреть нового игрока!

Амат вытаращился на нее. В ушах грянул звон, разламывая виски, сердце заколотилось, голова пошла кругом. «Нового игрока». Его уже заменили. Он летел вниз, в пропасть упущенных возможностей, которая разверзается только перед восемнадцатилетними.

– Э… окей. Тогда… да нет… ничего, – прошептал он, сглатывая слезы.

– С тобой точно все в порядке? – спросила Мая. – Хочешь войти?

Но Амат уже развернулся и пошел домой.

65

Столичные жители

Александр подъехал на своем новом джипе к заправке. Он вышел в туалет, а Петер тем временем обернулся к Цаккель, сидевшей на заднем сиденье.

– Можно тебя спросить?

– А разве я могу тебе в этом помешать?

Петер вздохнул:

– Ты говорила с Аматом?

Цаккель явно удивилась:

– Когда?

– После… лета. После того, как его не задрафтовали.

– Нет.

– Почему?

Она покачала головой, удивленная бессмысленностью вопроса:

– Он не приходил на тренировки. Как я могла с ним поговорить?

– Позвонить, например?

– Позвонить? Зачем?

– Чтобы узнать, собирается ли он играть.

– Если бы он собирался играть, то пришел бы тренироваться?

От досады у Петера затрещала голова.

– То есть вместо того, чтобы просто СПРОСИТЬ Амата, ты потащила меня в такую даль, чтобы взять вместо него Александра?

Цаккель склонила голову набок, явно подбирая выражение помягче:

– Ну ты и тупица. Я беру Александра не вместо Амата.

– А зачем тогда?

– Я беру его, чтобы бесить Амата.

После этого Цаккель улеглась на заднем сиденье и так крепко проспала всю дорогу до Бьорнстада, что Петер даже подумал, не отдала ли она свою машину Александру только для того, чтобы не рулить обратно самой.

Петер и Александр всю дорогу говорили о хоккее. Только о хоккее. В Бьорнстад они въехали поздно вечером. В детстве у парня было одно имя, подростком он взял себе другое, но в этом городе у него появится третье. Как ни странно, придумал его Петер, когда Александр ни с того ни с сего спросил:

– Здесь так, как я думаю? Типичная провинциальная дыра?

– А что такое, по-твоему, типичная провинциальная дыра? – спросил Петер.

– Ну, такое место, где народ ненавидит все вокруг. Волков, чиновников, чужаков…

В эту минуту Петер понял отчетливее, чем когда-либо, насколько он до мозга костей отсюда: эти слова порядком задели его, но вместо того чтобы огрызнуться, он улыбнулся в ответ.

– Мм… А знаешь, кого местные жители ненавидят больше всего?

– Нет.

– Столичных пижонов.

Случаи, когда Элизабет Цаккель смеялась вслух, можно было по пальцам перечесть, но фраза Петера ее действительно рассмешила. С тех пор никто в Бьорнстаде не называл Александра иначе, чем Столичным. Как это ни странно, со временем он вполне свыкся с этим именем.

Цаккель почти выпрыгнула из джипа возле своего дома, коротко бросив:

– Тренировка завтра, Столичный! Не опаздывай!

Парень остался сидеть в машине, но Петер вышел и сделал несколько шагов вслед за ней. Та удивилась, да и Петер тоже, как будто ноги опередили голову.

– Слушай… Элизабет… я просто хотел тебя поблагодарить.

– За что?

– Что взяла меня с собой. Для меня это важно… снова почувствовать себя членом клуба.

– Скажу в свою защиту, что я понятия не имела, что ты больше не работаешь в клубе, – заметила Цаккель, и Петер засмеялся.

– Ну да, да, знаю. Но все равно спасибо. Классный был день. И, кстати, ты не права!

– Ты о чем?

– Что побеждает команда с лучшими игроками. Этого недостаточно. Им нужен кто-то, кто бы их понимал. Кто бы умел разглядеть в них лучшее.

Петер стоял, пиная носком ботинка снег. Цаккель вставила ключ в замок. Петер направился к машине, а Цаккель, не повернув головы, сказала:

– Рамона почти никого не любила, но она любила тебя, Петер. Я тоже почти никого не люблю.

Она уже закрыла за собой дверь, когда до Петера дошел смысл ее слов. Он сел в машину, Столичный спросил, куда ехать, и только тут Петер сообразил: а вдруг Цаккель не позаботилась о том, где будет жить новый игрок?

Он зря беспокоился. Цаккель, конечно же, обо всем позаботилась. Столичный будет жить у Петера.

* * *

Мира вернулась домой. Она приняла решение. Когда Фрак выходил от Андерсонов, они с Мирой договорились о двух вещах: Фрак сядет на телефон, а Мира совершит кое-что ужасное. Поэтому она вошла в комнату дочери, села к ней на кровать и серьезно посмотрела на девочек.

– Мне нужна ваша помощь.

– Что надо сделать? – спросили девочки.

– Никому не рассказывайте, что Фрак был здесь. Даже… папе. Я должна ему рассказать сама…

В комнате повисла, мягко говоря, напряженная тишина. Мая так долго молчала, что Ана сочла своим долгом озвучить то, о чем они обе подумали:

– Прости, Мира, но я просто хотела сказать, что если ты решила изменить Петеру, то заслуживаешь кого-нибудь покруче. Ты же такая классная! Сколько мужиков мечтали бы о том, чтобы…

Мира сперва ничего не поняла, потом поняла все и посмотрела на Ану с таким ужасом и омерзением, что Мая расхохоталась. Она и не помнила, когда в последний раз так смеялась в этом доме с тех пор, как ее брат, которому тогда было шесть, умудрился закрыться в холодильнике изнутри.

* * *

Петер вошел в дом и остановился в прихожей. Мира вышла из кухни. Сколько раз потом она будет спрашивать себя, почему просто сразу не призналась, что Фрак приходил к ней и что она все знает о контракте и о тренировочном комплексе, но в ту минуту у Петера было такое выражение лица, какого она не видела уже незнамо сколько времени. Оно горело азартом. Устоять было невозможно.

– Дорогая! Мы с Цаккель нашли игрока! Вернее… нашла Цаккель, а я… короче, мы вместе наняли его! Это просто уникум! В хорошем смысле! Он может стать… он будет потрясающий!

Мира сама не поверила тому, что за звук вырвался у нее изо рта, но это был смех. Да, она засмеялась. Она смеялась и не могла остановиться, потому что Петер был таким по-детски счастливым и потому что уже и забыла,