Шрифт:
Закладка:
Петер замахал руками в воздухе, рухнул на пятую точку, вскрикнув от боли в паху, и несколько минут валялся на льду мешок мешком. Пробив по воротам, Александр обернулся и услышал, как что-то звякнуло об лед. Ключи от машины. Цаккель уже шла к выходу.
Впервые за долгое время Александр снова почувствовал, что в хоккее все-таки что-то есть.
63
Бойня
Фрак протянул через стол две бухгалтерские книги и с неуверенностью в голосе, которую обычно прятал за глупыми шутками, сказал:
– Я полностью доверяю тебе, Мира. Если ты войдешь в правление…
– Не ты назначаешь правление, Фрак, это делают члены клуба… – перебила Мира.
– За членов клуба не волнуйся, об этом я позабочусь! – в свою очередь перебил ее Фрак.
– Поэтому ты и сидишь тут весь в поту и дрожишь от страха – так ты хорошо обо всем позаботился, да? – презрительно фыркнула Мира, и эти слова так пошатнули уверенность Фрака, что даже лампа под потолком закачалась от сквозняка.
– Я просто хочу быть уверен, что ты сейчас в первую очередь адвокат. Что ты… не нарушишь конфиденциальности.
Мина смерила его долгим взглядом:
– Ты боишься, что я расскажу о том, что увижу в этих папках, кому-нибудь из домочадцев или кому-то вне стен этого дома?
– И того, и другого.
– Окей. Тогда спрошу тебя как адвокат: какого результата ты ждешь, когда посвятишь меня во все проблемы и я приступлю к работе?
Фрак ответил мгновенно:
– Я хочу, чтобы «Бьорнстад-Хоккей» снова стал элитным клубом! Логичнее всего для этого убедить муниципалитет закрыть «Хед-Хоккей». Снести их старый ледовый дворец и вложиться по полной в «Бьорнстад». Мы построим ультрасовременный тренировочный комплекс как часть бизнес-парка «Бьорнстад»! Удвоим доходы и вдвое урежем затраты: у муниципалитета будет одна основная команда вместо двух, одна юниорская, одна администрация…
Мира кивнула и мрачно подумала: один спортивный директор вместо двух. Один вахтер. Одна уборщица. Как же это похоже на мужиков вроде Фрака – они что угодно готовы отдать ради прибыли, даже не думая о том, что будет, если их мечты осуществятся. Они готовы уволить персонал, нанять сторонних звезд, отняв места в команде у местных ребят, взвинтить цены на билеты так, что самые верные болельщики не смогут ходить на матчи. При этом они не понимают, что в один прекрасный день клуб так расцветет, что они сами останутся не у дел.
Но Мира ответила как адвокат:
– И для этого ты хочешь доказать муниципалитету, что «Бьорнстад» лучше – и в спортивном плане, и в экономическом? Что это настолько мощный бренд, что глупо пытаться создать новый клуб под новым именем?
Фрак ухмыльнулся и прогрохотал:
– А я что говорил! Зачем мне просто юристы, когда у меня есть ЛУЧШИЙ!
Проигнорировав комплимент, Мира подалась вперед и пристально поглядела на Фрака:
– Что вы натворили, Фрак?
Ухмылка у Фрака включилась на автомате.
– Ну… убивать я никого не убивал! Но ты сама знаешь этих журналюг, они просто немного покопались в наших бумагах, а у кого они нынче безупречны? Небось даже у тебя не все чисто?
У Миры екнуло сердце, хотя Фрак, конечно, ничего не просек. О финансовых проблемах своей фирмы она никому не рассказывала. Даже Петеру. Отведя глаза, она повторила:
– Что вы натворили, Фрак?
Ухмылка исчезла с его лица. Он кивнул на папки. Мира открыла одну. Ей достаточно было прочесть всего несколько страниц. Она посмотрела на него и покачала головой, не то сочувственно, не то осуждающе.
– Господи… неужто это правда? Клуб на грани банкротства? Ну, то есть пока Петер был спортивным директором, я знала, что дела у вас обстоят неважно, но ведь фабрика взяла спонсорство на себя и все вроде как разрешилось?
Фрак грустно закивал:
– Да, да, но с деньгами пришли и требования. Мы должны пиарить их бренд. А знаешь, во сколько обходится содержание хоккейного клуба? Особенно такого, как наш?
– Что это значит?
Фрак развел руками, вскочил со стула.
– Команда для девочек, ты видела в ролике. Ставка на многообразие и равенство в работе с детьми и подростками. Новый закон об этике – сколько денег нам стоило его пробить! Социальные проекты. Все думают только про основную команду, но, Мира, у нас, черт возьми, на льду детский сад! Все местные дети учатся кататься на коньках у нас! СМИ, которые сейчас придрались к нам, это те же самые СМИ, которые вынудили нас построить этот политически корректный воздушный замок; единственное, о чем они пишут, это что у нас мало «инклюзии», но кто раскошелится на то, чтобы всем можно было участвовать во всем? Никто не хочет признать, что всё, кроме ставки на элиту, – это роскошь! Если мы хотим содержать команду для девочек, основная команда должна сперва начать выигрывать. Нам нужны спонсорские деньги. Без них никуда. Как говорил мой отец: все хотят жрать мясо, но никто не хочет работать на бойне.
Мира посмотрела на вторую папку, которая лежала ближе к Фраку.
– А здесь что?
Он прокашлялся:
– То, чего никто больше не видел.
– Бойня?
– Да.
– Покажи. Покажи мне все.
И Фрак показал.
* * *
Петер заметил ее, только когда выползал с площадки. Она сидела одна, на самом верху. Александр тоже ее увидел и вдруг улыбнулся – так, как улыбался, наверное, только ей.
– Мама? – недоуменно пробормотал он.
Она неловко махнула ему рукой, он помахал в ответ – так же неловко, как будто им было непривычно видеть друг друга здесь, в этом месте. Отец зыркнул на нее удивленно и злобно. Петер видел такое и раньше: лед так легко становится вселенной одного родителя, когда другому в лучшем случае отводится роль зрителя, в худшем – захватчика, вторгшегося на чужую территорию. К своему стыду, Петер не сразу понял, что если ни отец, ни Александр не ожидали увидеть здесь мать, то позвонить и пригласить ее сюда мог только один человек.
Мама жестом дала понять сыну, что будет ждать его на улице. Александр кивнул и сразу пошел в раздевалку. Отец окликнул его, в досаде от утраченного авторитета забывшись и назвав сына прежним именем. Тот даже не обернулся. Отец повысил голос и пошел за ним, но Петер остановил его.
– Позвольте мне… простите… можно я с ним поговорю?
В ответ отец прошипел, разрываемый отчаянием и
