Глава 77. Обоюдоострый широколезвый меч

Честейн стоит и смотрит на меня. Ну, конечно. Не желая злить его еще больше, я спешу к нему. И останавливаюсь как вкопанная, когда он впечатывает в мою ладонь рукоять широколезвого меча.

То есть я думаю, что это широколезвый меч. Я не очень-то разбираюсь в средневековом оружии, но, думаю, эту штуку надо называть именно так. Его рукоять инкрустирована красивыми полудрагоценными камнями, а широкий обоюдоострый клинок имеет почти три фута в длину и выглядит чертовски опасным.

И весит он миллион фунтов. Ну, хорошо, скорее пять или шесть, но мысль о том, что мне придется махать им – не говоря уже о том, чтобы поднять его над головой, – вселяет в меня тревогу.

Но я все равно не стану просить Честейна рассказать мне больше об этом оружии или высказывать сомнения в том, что я смогу сражаться им. Я заявила ему, что мы прибыли сюда, дабы помочь Армии горгулий в боевой подготовке, и мне надо вести себя так, будто я именно этим и занята.

Наверняка когда-нибудь я окажусь в такой ситуации, когда мне не надо будет играть роль, но сегодня однозначно не тот случай.

Я кладу тяжелое лезвие на плечо и иду в тень, где, вытянув ноги, сидит Хадсон, держа в руках томик «Медеи». Мне следовало догадаться, что он сразу же найдет здесь библиотеку и возьмет там книгу – и не какую-нибудь, а древнегреческую трагедию.

– Ты хорошо выглядишь, – говорит он, и в его глазах все еще горит страсть от нашего поцелуя. – Очень сексуально.

Я закатываю глаза.

– Что есть такого в женщинах с оружием, что заводит мужиков?

– О, много чего, – отвечает он, и в глазах его вспыхивает озорной блеск. – И кое-что из этого я с удовольствием продемонстрирую тебе, когда мы закончим тренировку.

– Я буду иметь это в виду. – Я качаю головой, делаю шаг назад, чтобы направиться туда, где идет тренировка, и пытаюсь разобраться, что же мне делать с этой штукой, когда Хадсон берет меня за локоть.

Смешинки исчезают из его глаз, и он подается ко мне, чтобы я могла услышать его, когда он, понизив голос почти до шепота, говорит:

– Ты здесь на своем месте, Грейс.

Эти слова поражают меня больше, чем я ожидала – вероятно, потому, что они созвучны с теми чувствами, которые обуревали меня весь день, – и я отшатываюсь.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я, высвободив локоть из его хватки.

– Я просто подумал, что тебе необходимо это услышать. – Он наклоняется к моему уху. – Я знаю, сейчас тебе так не кажется, но тебе не надо быть самой сильной, или самой проворной, или самой крутой, чтобы стать великой правительницей, Грейс. Просто для тебя счастье твоих подданных должно быть важнее, чем твое собственное.

Я опускаю глаза в землю и переминаюсь с ноги на ногу, сгорая от стыда.

– В том смысле, что сейчас я готова принести их всех в жертву, лишь бы спасти тебя?

– Ты бы этого не сделала, – говорит он, и в его тоне звучит уверенность. Я смотрю ему в глаза.

– Откуда ты это знаешь? – шепчу я.

Он пожимает плечами, откидывается назад, опять открывает свою книгу и отвечает:

– Оттуда, что ты не так эгоистична, как я.

Я знаю, он не хотел, чтобы его слова будто ножом пронзили мою грудь, но у меня все равно сжимается сердце. Неужели он действительно считает, что я не принесу в жертву весь мир, чтобы спасти его?

– Я бы это сделала, – шепчу я, и он опять смотрит на меня, и в его глазах отражаются только любовь и нежность.

– Нет, ты бы этого не сделала, Грейс. И в том числе поэтому я так тебя люблю. – Он улыбается. – Ты так сильна. Ты всегда будешь жертвовать собой ради других, и именно это сделает тебя прекрасной правительницей. – Он машет рукой в сторону учебного плаца. – А теперь иди и покажи им, на что ты способна.

Я следую его указаниям и иду в сторону учебного плаца, потому что мне нельзя опаздывать, ведь Честейн гоняет меня в хвост и в гриву. Но это не значит, что разговор закончен.

Как он мог хотя бы на одну секунду подумать, что я не пожертвую всем, чтобы спасти его? Он одновременно и моя пара, и мой лучший друг, и я не могу представить себе даже дня без него, не говоря уже обо всей жизни. Чтобы спасти его, я бы не задумываясь отказалась от статуса королевы, я бы отдала за него свою жизнь, а он думает, что я позволила бы ему умереть?

Нет, наш разговор не окончен. Мне необходимо понять, что же я сделала, что он поверил в такое. И что мне надо сделать, чтобы он понял, как я люблю его, как он нужен мне.

Когда я добираюсь до учебного плаца, Честейн приказывает молодому парню-горгулье тренироваться со мной в паре и издевательски бросает, чтобы тот не слишком наседал на королеву. Эта насмешка вызывает у всех горгулий, собравшихся, чтобы посмотреть на меня, смех, и я понимаю, что мне должно быть не все равно. Не все равно, что он не выказывает мне ни капли уважения. Не все равно, что он относится ко мне с таким же пренебрежением – как к Сайрусу.

Но все это нисколько меня не заботит. Потому что сейчас я могу думать только об одном – о том, что Хадсон был прав.

Чтобы править, необязательно быть самой сильной или самой проворной. Дело тут не в этом, а в том, что кому-то всегда приходится проигрывать и терять.

Что бы ни происходило, какие бы решения я ни принимала, в конечном итоге кто-то непременно потеряет, кто-то непременно проиграет. И хуже того, решать, кто проиграет и потеряет больше всех, должна буду именно я.

Глава 78. Подиум вон там

– Еще раз! – велит мне Честейн, и хотя тон у него ровный, я чувствую его раздражение. – Подними меч обеими руками и руби.

Мои плечи болят от веса широколезвого меча, который мне приходится поднимать над головой снова и снова. Мы тренируемся уже больше двух часов, и, по-моему, я наконец начала осваивать эти движения – поднятие, замах, финт, отбив. И при этом надо стараться, чтобы тебя не сбили с ног. А затем надо повторить все сначала.

По моей спине течет пот, но я поднимаю широколезвый меч снова, когда еще одна горгулья