Шрифт:
Закладка:
Кадзума твердо решил умереть, узнав от сослуживцев, что получил данное предписание по рекомендации Гэки. Его решение было непоколебимо. Ему передали, что Гэки ссылался на обязанность отплатить за оказанные милости. Гэки не предполагал, что до него дойдут его слова; впрочем, в этом и не было необходимости: если Гэки и рекомендовал его, то только ссылаясь на проявленное к нему в прошлом добро. Эти мысли привели Кадзума в ярость. Да, я имел честь быть возведенным в ранг нашим прежним господином, думал он. Но с тех пор как я стал мужчиной, я не получал каких-то особых милостей по сравнению с другими личными адъютантами, коих множество. Милости в той или иной степени оказывались всем. Почему же тогда именно я должен «платить» за них? Ответ очевиден: я должен был последовать за прежним господином и умереть, но не сделал этого; поэтому меня посылают туда, где есть опасность. Я был бы счастлив отдать свою жизнь в любое время, но я не хотел бы умирать только потому, что не последовал добровольно за прежним господином. Как мог хоть кто-нибудь предположить, что я, презирающий жизнь и сейчас, стал бы беречь ее до завершения Ритуала сорок девятого дня? Для подобного предположения нет никаких оснований. В конце концов, не существует четкой грани между тем, кто получил милостей от прежнего господина столько, что это обязывает умереть, и теми, кто не получил их. Я остался жить потому, что никто не предлагал умереть таким, как я, молодым самураям, находившимся рядом с господином. Если бы мне следовало уйти из жизни после смерти господина, я умер бы первым. Я решил, что это очевидно для всех. Теперь же ко мне относятся так, будто я давно должен был умереть. Подобный позор смыть невозможно. Только Гэки мог так опозорить человека. Это похоже на него. Но почему же господин последовал его совету?
Можно вынести оскорбление от Гэки, но невозможно вынести то, что тебя бросает господин. Когда я хотел взобраться на стену замка в Симабара, покойный господин пытался остановить меня, ибо не хотел, чтобы его личный эскорт выделялся в первых рядах атакующих. Теперь же нынешний господин просит меня быть осторожным и не получить ранения. Очевидно, он имеет в виду следующее: я беспокоюсь о своей жизни, которую слишком ценю. Как я могу благодарить его? Это подобно тому, как если бы открылась старая рана. Я должен умереть как можно скорее. Смертью не смоешь позор, но я должен умереть. Пусть это будет «собачья» смерть, но я обязан умереть. Вот какие мысли преследовали его. Избавиться от них он не мог. Он коротко сказал жене, что назначен командующим карательными войсками против Абэ, и начал готовиться. Те, кто последовал за господином, встретили смерть спокойно. Кадзума же торопился умереть, чтобы избавиться от боли. Ни один человек в его доме не понимал мыслей хозяина, за исключением только лишь Сима Токуэмона, который оценил положение и принял такое же решение. Его жена, которая вышла замуж за него годом ранее, несмотря на двадцать один год все еще казалась маленькой девочкой и лишь ходила вокруг дома с крохотной дочуркой на руках.
В ночь на двадцатый день четвертого месяца – за день до назначенного срока нападения – Кадзума умылся холодной водой, побрил голову, умастил голову благовониями, которые дал ему еще Тадатоси. Он облачился в белую одежду с отороченными белыми нитями рукавами и перевязал голову белым платком. Затем прикрепил к плечу оторванный клочок бумаги, чтобы его можно было узнать. Он взял тридцатидюймовый меч Масамори, который находился в его доме в память об одном из предков, погибшем в битве при Амагасаки, и короткий меч Канэмицу, полученный им после первого сражения. У ворот стояла и ржала его лошадь.
Выйдя во двор с коротким копьем, он затянул свои сандалии и отрезал кинжалом концы ремней.
Таками Гонъэмон, которому было поручено атаковать задние ворота дома Абэ, поначалу носил фамилию Вада. Он являлся потомком Вада, губернатора тадзима, жившего в Вада, что в провинции Оми. В свое время семья Вада следовала за Гамо Катахидэ, но при Вада Сёгоро начала служить Хосокава. Сам Сёгоро отличился в сражениях при Гифу и Сэкигахара[234]. Он служил старшему брату Тадатоси Ёитиро Тадатока.
Когда отец разгневался на Тадатока – за то, что Маеда, к клану которых принадлежала жена Тадатока, слишком рано покинули поле боя в Осака – Тадатока решил стать монахом и принял имя Кюму. Сёгоро сопровождал его до горы Коя и Киото. В конце концов Сансай вызвал его в Кокура, дал ему имя Таками и сделал своим главным телохранителем. Гонъэмон был его сыном. Он участвовал в сражениях в Симабара, но ослушался приказа и потому был временно смещен со своего поста. Вскоре его восстановили и назначили личным адъютантом. Накануне штурма он облачился в черное одеяние с семейным гербом, взял меч Бидзэн Осафунэ, который очень ценил, и копье с тройным наконечником.
При Такэноути Кадзума находился Сима Токуэмон; точно так же, при Таками Гонъэмоне был паж. Как-то летним днем, за несколько лет до описываемых событий, этот паж спал в своей комнате, будучи свободным от несения службы. В это время вернулся один из самураев, ездивший вместе с господином по какому-то делу. Самурай разделся, взял черпак и собрался было идти к колодцу, чтобы умыться, но увидев спящего в комнате пажа, сказал: «Я вернулся, выполнив поручение господина, а ты спишь, вместо того чтобы принести мне воды!» С этими словами он выбил подушку из-под головы пажа. Тот вскочил на ноги. «Я, конечно, принес бы вам воды, если бы не спал, но вам не следовало выбивать подушку. Это вам так не сойдет», – сказал он, обнажил меч и разрубил самурая на две части.
Затем паж отошел в сторону, отвесил поклон и отправился к своему начальнику. Рассказав ему все, как было, он добавил: «Я бы без колебаний тут же убил и себя, но тогда вы не знали бы, что произошло». И он хотел тут же вспороть себе живот. Начальник остановил его и пошел доложить Гонъэмону. Гонъэмон, только что вернувшийся со службы, еще не успел снять одежду. Он отправился прямо в дом Тадатоси, чтобы рассказать о случившемся. Тадатоси сказал: «Поведение вашего пажа объяснимо. Я не вижу необходимости приговаривать его к смерти». С тех пор паж отдал свою жизнь Гонъэмону.
Он вышел вслед за своим хозяином. За спиной у