Шрифт:
Закладка:
Затем рассказал, что с ним случилось. Он воспитывался во Франкфурте. С началом войны движение “Агудат Исраэль” сумело спасти детей и юношей, отослав их в Англию. Британцы перевели их оттуда в Канаду. Все родственники из Польши и Германии погибли в Аушвице. Филипп сказал, что пришел к ней с просьбой: найти ему в жены религиозную женщину. Он ушел к себе, в квартал Меа Шеарим, а Наоми бросилась к телефону – позвонить Лотшин.
Кровь их матери течет в жилах парня из дома Кротовских! Лотшин спешит в Иерусалим, чтобы взять шефство над найденным братом. Она всегда страдала из-за разрыва между семьей матери и семьей в Германии. И теперь она лезла вон из кожи, хотя бы чем-то исправить ситуацию. С тех пор, как она встретила Филиппа, жизнь его в корне изменилась. Лотшин подняла на ноги всю родню в стране, чтобы познакомить с сыном дяди Ицхака. Несмотря на строгий запрет семьи, дядя Ицхак продолжал видеться со своей сестрой. Невысокий, черноглазый, в черной одежде, он появился на похоронах их матери, сидел семь дней траура – “шиву” – вместе с дедом. Лотшин старается улучшить жизнь сироты Филиппа, покупает ему новую одежду и часто приглашает в гости. Муж ее Калман не понимает, чем вызвана возня с этим парнем. И, вообще, почему он должен одевать и кормить этого чуждого и странного молодца из “Меа Шеарим”. Лотшин не обращает внимания на его сомнения. Она верна памяти большой семьи матери, уничтоженной в Аушвице. Лотшин относится к Филиппу, как к сыну. Тем временем Наоми находит красивую религиозную девушку из семьи болгарских евреев.
Но ее кузен боится красивых девиц, которые приносят лишь несчастья. Он просит Наоми найти ему некрасивую невесту. Приходя к сестре, он не прикасается к еде, только просит стакан воды. Завидев его, дочь Наоми, кричит: “Стакан воды пришел!”
Вскоре Филипп приглашает Наоми и Израиля в Яффо, чтобы представить им свою невесту.
Наоми продолжает работать над романом. Пинхас Розен предостерегает ее от ошибок в изображении исторических событий. Напоминает, что все германские раввины-ортодоксы – выходцы из Венгрии. Семья Гирш основала первую общину в Германии.
“Но у меня близкий родственник приехал из Франкфурта, и он из “Агудат Исраэль”, – упрямится Наоми.
“Верно. Это движение сумело создать очень ограниченную общину. Большинство из ее членов погибло в Катастрофу. Только дети, которые были перевезены в Лондон, а затем в Канаду, остались в живых. Повзрослев, они остались верными движению и вере своих отцов”.
Теперь Наоми сосредоточилась на драме общины, которая перебралась из Венгрии в Германию.
Меир Яари не оставляет в покое Израиля Розенцвайга. Он врывается в их дом и нарушает семейный покой. Он так и не угомонился после того, как Израиль оставил кибуц. Он предлагает компромиссное решение, согласованное с руководством Движения кибуцев. После года жизни вне кибуца, Израиль со своей семьей может вернуться.
Но теперь планы Израиля изменились. Под давлением Наоми и ее друзей, он собирается продлить свое пребывание в городе.
“Израиль, ты предатель. Движению кибуцев угрожают большие опасности со стороны власти, и ты в это время поворачиваешься к нам спиной?!”
Меир Яари убеждает Израиля, что такой человек, как он, не должен продолжать жить в городе. Он необходим для укрепления идеологических и образовательных основ Движения, особенно в период, когда их положение столь нелегкое. Правящий режим перекрывает все возможности поддержки кибуцев. Им необходимо расширяться для приема молодежи, возвращающейся с воинской службы, для помощи ей в создании семей. Не получая поддержки в приеме массовой репатриации, они вынуждены засорять свои ряды наемными работниками, что изгоняет коллективный дух, на котором зиждется идеология кибуцев. В результате всего этого, молодежь, прибывающая из диаспоры на “год работы”, не желает репатриироваться.
Яари – один из основателей движения “Ашомер Ацаир”, идеолог, ответственный секретарь Объединенной рабочей партии, депутат Кнессета от этой партии, появляется в квартире Израиля и Наоми каждую среду, в надежде вернуть их в кибуц.
“Кибуц уже не тот, каким вы его покинули! – Яари давит на слабые точки в доказательствах Израиля в пользу города. – Ты – один из основателей “Ашомер Ацаир”, один из важнейших его идеологов. Взгляды всех членов Движения обращены на тебя. Люди пойдут за тобой. Если они оставят кибуц, все Движение рухнет”.
Яари давит на совесть Израиля, повторяя, как мантру, что идеология кибуца – светоч для всех граждан страны.
Особенно это раздражает Наоми. Она не простит членам кибуца жестокости по отношению к Израилю. Они знали, что у него слабое сердце, и смерть подстерегает его в любую минуту.
“Израилю предложили руководство “Яд Ва Шем” (Музей памяти Катастрофы). Он сможет хорошо зарабатывать и содержать семью”.
Она сидит на диване, как на иголках, и голос ее повышается при виде того, что Израиль готов сломаться. Не хочет он умереть предателем! Он – один из основателей культурных и духовных предприятий, программ образования Движения кибуцев, публицист, редактор книжного издательства Движения. Все это заставляет его колебаться.
Но у Наоми совсем другие предпочтения. После нескольких месяцев изучения Каббалы и сближения с иудаизмом благодаря таким выдающимся людям, как Гершон Шалом, Шай Агнон, Залман Шазар, она другими глазами смотрит и на кибуцы и на их руководителей. Ее Израиль – гордый социалист. Но он помнит свои корни.
Израиль говорит Яари: “Ты приехал в Израиль из дома хасидов не желавших репатриироваться в страну праотцев, пока не явится Мессия. Ты приехал в Израиль, как представитель движения “Шиват Цион” – “Возвращение в Сион” и должен быть лидером этого движения. Нельзя построить страну евреев на основе только политического сионизма.
“Израиль, что с тобой? В Иерусалиме ты стал разговаривать, как ортодокс”.
Каждую среду Меир Яари обедает у них.
“Такой человек, как Израиль, не сможет жить без дела во имя будущего, его душу изъест червь совести и сомнения”.
Наоми напряжена. Израиль колеблется. Он готов сдаться.
“Возвращение в кибуц убьет его”, – говорит она Яари.
“Ты ошибаешься. Я создам ему условия жизни, достойные его таланту. Я спасаю его. Израиль не сможет обеспечивать семью в городе”.
“Но я еще существую и зарабатываю”.
“Твое предназначение – писать книги”.
“Я