– Папа, он не из таких, про которых ты думаешь, – перебила его дочь. – Больше не задавайте мне вопросов, родители, прошу вас. Потерпите до вечера и там, в ресторане, на все свои вопросы, получите исчерпывающие ответы, уверяю вас.

* * *

– Савва, а может быть, завтра, с утра отправишься? – спросила Агафья собирающегося в скит Ржанухина. – Тащить тебе с собой целый воз придётся, поспеешь ли до ночи?

– Поспею, не привыкать, – угрюмо буркнул Савва. – Никодим до леса довезёт, а там… Там Кондрат меня встретит и подсобит.

– Что ж, поезжай, – исчерпав все аргументы, развела руками Агафья. – Удерживать не стану, тебе видней.

Ржанухин вздохнул и повернулся к двери, но Агафья остановила его запоздалым восклицанием:

– Вот тебе письмецо, Савва, старцу его передай. Прочтёт его и пить прекратит, помяни опосля моё слово.

Она протянула Ржанухину пакет и предупредила:

– Гляди, не потеряй его, Савва. Письмецо очень важное, и кормчий должен обязательно прочесть его.

За воротами его уже поджидал Никодим Белов.

– Устраивайся среди добра своего в сани да поехали, – усмехнулся он, беря вожжи. – Прокачу с ветерком! Только гляди, не замёрзни!

* * *

Утром Силантия Звонарёва доставили на допрос к поручику Шелестову.

– Трудно сказать, глядя на тебя, Крапивин, лучше ты выглядишь или хуже после двух суток тюремной отсидки.

– Лучше, наверное, – вздохнул Силантий. – Выспался хорошо.

– И только-то? – сузил глаза поручик. – А совесть? Совесть тебя совсем не мучила, Евстигней?

– Евстигнея больше ничего не мучает, мёртв он, – спокойно отреагировал Силантий. – Я сам его мёртвым видел, и… Не буду повторяться, господин поручик, вы давно уже всё знаете.

– Знаю, но только с твоих слов, – хмыкнул поручик. – А в документе, мне присланном из контрразведки, ясно сказано, что Звонарёв мёртв, а Крапивин всё ещё здравствует. И ещё в розыскном документе, присланном нам в Управление, указано, что не Звонарёв, а именно Крапивин украл казённые деньги и исчез.

– Да напутали как всегда, наверное, – ухмыльнулся Силантий. – Ежели бы вы только знали, господин поручик, какая там неразбериха на фронте творится, не дай бог! А в госпитале и того пуще. Там ведь что, мрут как мухи раненые людишки, и никто им счёта не ведёт. А таких, как мы, огнемётами палёных… Так мы все как близнецы были – ни рожи ни кожи.

– Постой, но ведь как-то определили, что умер именно Звонарёв, а Крапивин выжил? – засомневался поручик. – И в краже обвинили Крапивина, а не Звонарёва?

– Я же сказал, что попутались там они, в канцелярии, мать их ети, – ответил Силантий. – Я ведь не сбегал из госпиталя, а выписали меня после того, как старушка выходила, и документик на выписку у меня дома имеется.

– Хорошо изворачиваешься, грамотно, продуманно, мои тебе аплодисменты, – похлопал в ладоши поручик. – Только убедить меня в обратном сложно будет. Вот, к примеру, почему ты, явившись из госпиталя, на учёт инвалидный не встал? Почему пенсию не хлопочешь? А дом на какие шиши купил в городе, даже не продав тот, который в деревне остался?

– Так было на что, – пожимая плечами, ответил, ни капли не смутившись, Силантий. – Я на фронте офицерика одного спас, рискуя жизнью. Так меня за то медалькой наградили, а отец спасённого большущий денежной суммой наделил. Про то, что говорю, даже в газетке фронтовой было прописано, можете ознакомиться, она у меня дома лежит.

– Хорошо, пусть будет так, – хмыкнул поручик и продолжил: – Но на учёт почему не встал и пенсию не хлопотал, Евстигней? Или, быть может, ты не нуждаешься?

– Нуждаюсь, очень нуждаюсь, – вздохнул Силантий. – Только вот времени не было всем этим заниматься. Я ведь хворый, сами видите, господин поручик, еле ноги за собой таскаю. Да сердечко шалит, всего недавно так скрутило, что едва Богу душу не отдал.

– Не Богу, а Сатане, – поправил его поручик. – Судя по документу, ты ведь не только деньги украл, но и охранявших их людей убил?

– А чем убил, в документике вашем не сказано? – хмыкнул Силантий. – Вы на руки мои гляньте, господин поручик? Да я этими ветками сухими едва ложку держу.

– Действительно, такими руками пристрелить несколько человек невозможно, – согласился поручик. – А может быть, у тебя здоровый сообщник был?

– У кого? У меня? – глухо рассмеялся Силантий. – Да они там сами друг дружку перестреляли, деньги умыкнули, а на меня, убогого, всё разом и свесили. Может быть, думали, что помру я где-нибудь по дороге домой? Закопают в землю люди добрые, и всё, взятки-гладки. Концы в воду, так ведь говорят, кажется?

– А ты? Ты знал про те деньги, Евстигней? – «закинул удочку» поручик.

– Откуда? – покачал головой Силантий. – Нас же, когда из окопа головешками обугленными принесли, сразу помирать отправили. Доктора решили, что с такими ожогами нам ни в жизнь не выкарабкаться, даже лечить не стали. А старушка, санитарка, я уже упоминал о ней, нас к себе забрала. Вот и выходила меня настойками своими, а Евстигней… Царство ему небесное!

– Действительно, как-то всё не стыкуется и не складывается, – уныло проговорил поручик, разглядывая забинтованное лицо и руки задержанного. – Как указано в документе, деньгами два чемодана забито было, а разве с такими конечностями их унесёшь?

– Да и поднять бы я не смог эти чемоданы, – поддакнул Силантий. – Тем более до Самары скрытно донести.

– Тогда следует предположить, что ты их где-то спрятал? – оживился поручик, цепляясь за спасительную мысль. – Такое может быть, Евстигней?

– Может, – пожимая плечами, ответил Силантий. – Но только здоровому человеку сеё посильно, а не мне.

В глубокой задумчивости поручик провёл несколько долгих минут, сидя за столом и глядя неподвижным взглядом на лежавший перед ним документ.

– Всё, достаточно, – вздохнул он, возвращаясь из размышлений в реальность. – В этом случае без тщательного расследования не обойтись. – Он посмотрел на притихшего Силантия: – Верно я говорю, убогий?

– Так и есть, правильно, господин поручик, – охотно поддержал его Силантий. – Так пусть там сами разбираются, а я дома подожду.

– Нет, ждать ты будешь в тюремной камере, милейший, – покачал головой поручик. – Мы тебя долго искали и не хотим терять снова. Я уже отправил послание в столицу, в котором доложил о твоём задержании и аресте. А там уж пусть сами решают, как быть с тобой. Захотят забрать, пусть конвой высылают, а если уже разобрались и прикажут тебя отпустить, я лично распахну перед тобой дверь камеры.

* * *

Рано утром Андрон встал с кровати и, не требуя для похмелки самогона, в исподнем белье босиком вышел на улицу. На глазах потрясённого его поведением Кондрата Реброва старец стянул ночную рубаху и, оставшись нагишом,