Шрифт:
Закладка:
Его глазницы затянуты бледной кожей.
Энья понимает, почему не смогла разыскать эту парочку раньше. Все дело в том, что они – как и сама Энья – действуют осознанно. Они не оставляют следов на неповерхности Мигмуса, и миф-линии не трепещут от соприкосновения с ними, потому что они полностью погружены в мир.
Склад пуст. Унесли даже тех, кого раздавили и растоптали.
Энья меняет хват – теперь она держит катану легко, бездумно, как будто меч ничего не весит. Все согласно наставлениям Мастеров.
Одновременно с этой мгновенной сменой настроения открываются врата. Твари выплескиваются в реальность. И танцовщица атакует. Быстро. Очень быстро. Кувыркаясь по сцене. Энья рубит, по-прежнему держа меч легко. Клинок заставляет воздух кровоточить. Плясунья вертится и крутится вокруг лезвия. Вспышка боли, удар – тати отлетает прочь.
Плясунья приземляется на ноги, подбоченившись.
Кажется, запястье Эньи сломано.
Надвигающаяся тень предупреждает ее. Она совершает кувырок в сторону тати, уходя из-под удара гитарой. Покрытие сцены разлетается в щепки: музыкальный инструмент оброс лезвиями из синеватой стали.
Энья краем глаза замечает намечающийся пинок и в последнее мгновение успевает откатиться достаточно быстро, чтобы ей не сломали шею. Живот! Надо защитить живот, уберечь ребенка. Она наносит режущий удар катаной. «Нельзя резать. Рубящий удар – сильный, режущий – слабый, отчаянный». Грохот. Взрывы двухсотваттных ламп. Вероятно, Энья опрокинула один из осветительных приборов. Запах гари: падает нагревшаяся лампа, и обычный мусор, скопившийся позади сценических мониторов [189] – бумажные стаканчики, коробочки из-под бургеров, – начинает тлеть. Орудуя усеянной лезвиями гитарой словно топором, держа ее за голову с колками, безглазый надвигается. Ему не нужны глаза, чтобы видеть. В свете Мигмуса он зрит противницу вполне отчетливо. Клинок звенит, соприкасаясь со сталью. Энья приходит в себя, использует удар корпусом, чтобы швырнуть безглазого через сцену. Узконаправленные прожекторы живо шарят лучами по полю боя. Энья тянется к тати. Босая нога ловко отбрасывает короткий клинок в сторону, придавливает ее запястье. Девица смотрит на Энью сверху вниз с безграничным любопытством, ее лицо обрамлено пергидрольной шевелюрой. Босая нога уходит в сторону, вот-вот пройдет смертоносный удар в шею… Плясунья делает обратное сальто, со свистом уклоняясь от меча в свободной руке Эньи, и падает на четвереньки, словно зверь. Слепой гитарист уже встал. Энья между двумя противниками.
По покинутому людьми танцполу, среди брошенного бухла, жратвы, наркоты и курева бродят Твари. Нечто вроде ходячей волосатой поганки. Нечто вроде женщины в строгом сером костюме, который носила Ким Новак в «Головокружении», только с огромным глазным яблоком вместо головы. Нечто вроде карлика в кольчуге с пушкой на плечах. Нечто вроде пары волынок на трех ногах кузнечика… Из совершенно другого мира доносится, быстро приближаясь, вой сирен пожарной машины. Запах гари – не иллюзия. Струйка дыма. Язычок пламени. Огонь. Настоящий пожар.
Энья отматывает компьютерный провод от оби и подключает его к катане.
Плясунья ухмыляется и ядовито надувает губки при виде того, как меч покрывается символами дезинтегратора.
Безглазый кидается через сцену.
– То-о!
Энья вкладывает весь свой дух в один рубящий удар, стремящийся к Пустоте, одну атаку «огня и камней»: руки, торс, дух, клинок движутся мощно, ритмично и согласованно. Катана рассекает гриф гитары, натыкается на анкерный стержень и застревает. Отдача едва не лишает Энью оружия. Символы фонтанируют в неоновом воздухе. Энья пытается высвободить клинок. Слепой ухмыляется и двигает гитарой, ставшей ловушкой для катаны. По движению воздуха Энья чувствует приближение его напарницы. Та подпрыгивает, хватается за осветительную ферму, раскачивается и приземляется, сомкнув ноги на шее противницы. Обтянутые гладким нейлоном бедра сжимают трахею. Энья слышит дыхание плясуньи, тяжелое и возбужденное, и длинные, металлически-блестящие ногти ищут на ее шее нужные точки, нажимают.
Ослепительная боль вспыхивает в мозгу; пламя, кружащийся дым, но тупые и бездумные моторные рефлексы по-прежнему заставляют дергать, дергать, дергать, ведь надо высвободить катану. Воздух, попадая в легкие, превращается в огонь. Кровь подобна расплавленному свинцу. Она чувствует, как нейроны полыхают и рвутся один за другим. Она умирает…
Собрав последние силы, Энья отрывает катану от гитары. Безглазый замахивается импровизированным топором, целясь в торс. Пока плясунья продолжает ее душить, высасывая последние крупицы жизни, Энья меняет хват на обратный.
– Йа!
Она направляет клинок вверх, в голову плясуньи. Взвыв, противница хватается за потолочный откидной монитор и удирает куда-то вверх. Склад окружен: снаружи воют сирены и пульсируют синим огни экстренных служб. Рубя направо и налево, Энья прыгает со сцены в ревущую стену миф-линий, мечется среди Тварей, пытаясь вернуть тати. Плясунья, сидя на корточках на высокой колонке, вытаскивает из волос украшения: два набора лезвий на металлическом стержне, который сжимают в ладони. Двадцать сантиметров стали, умноженные на шесть, блестят между ее костяшками, словно когти.
Вскрикнув по-птичьи, она бросается с колонки на горящую авансцену, раскинув руки с клинками.
И с безупречной отрешенностью Мастеров Энья рассекает ее надвое в талии. Одним ударом.
«С духом одного удара можно победить уверенно, ибо такая стратегия – от сердца».
Сияние распада плясуньи еще не угасло, а Энья уже вскочила на сцену. Шехина грохочет внутри, словно гимн. Энья продвигается сквозь вихрь миф-линий. Слепой гитарист поднимает оружие, но она видит, в каком состоянии его дух. Он отступает перед ней, пока не упирается в одну из высоких колонок. Дальше отступать некуда. Энья позволяет себе передышку, не переставая следить за временем, своим телом и духом. Отключает наладонник. Иероглифы рассыпаются, исчезают. Она поднимает катану левой рукой. Бросает.
Гитарист пытается отразить удар.
Медленно. Очень медленно. Чересчур медленно.
Меч пригвождает его к динамику, клинок – стальная линия, входящая в лицо чуть левее носа и выходящая из задней части черепа. Тонкая струйка ихора, которым кровоточат порождения Мигмуса, течет из ужасной раны, но противник все никак не умирает. Не умирает, потому что никогда не был живым. Энья кидается к нему. Резко, быстро. Она слышит, как пожарные и полицейские занимают позиции вокруг склада. Свечение иероглифов и отблески пожара озаряют лица женщины и фагуса. Она вставляет разъем провода, идущего от «Сони Нихон Хакудати 19», в гнездо на катане, кладет палец на Enter. Позади нее встает стена огня.
– Не думай, что если мы последние, то мы единственные, – шепчет он. – Придут другие; другие всегда будут приходить, пока ты не встретишься лицом к лицу с Антагонистом. Ты победила в этом сражении, но война еще не закончена.
– Хорошая речь, – кивает Энья.
Взрыв на миг затмевает сияние пожара, накренившихся прожекторов и стробоскопов.
Извивается жаркое пламя. От высоких температур трескаются