жирный кусок, и уступать я его не намерен. Вот только покупать град у князя, что с чемоданами сидит, идея так себе, рискованно. А была не была! Отобьёмся. И коли так карта легла, буду сродственника выжимать по полной…

— Дела твои, княже, печальны, спору нет. Однако есть у меня одна мыслишка справна. Сказывай, аки на исповеди и тогда, быть может, помогу в твоём горе.

Князь очнулся и вопросительно посмотрел на меня:

— Выспрашивай.

— Сколь у тебя хлопов в княжестве, да не абы каких, а твоих лично.

— Тысячи две то будет, коли не боле.

— А много ли, князь, у тебя ныне серебра да жита?

— Девяносто оков мытари ныне в житницу свезли. Казны же, хорошо ежели три сотни рублей наберу. Поистратился на дружину, а в Карачеве невелика добыча оказалась. Так что нечем мне за броню платить, не взыщи.

— А вот здесь ты ошибаешься князь. Бежать тебе надобно, верно. Но не с пустыми руками. Продай мне, как и уговаривались град Залидов с окрестностями на пятнадцать поприщ округ. За что положу три сотни кольчуг с досками добрыми, полсотни шеломов да осемь тысяч стрел калёных и припасов прочих. А ещё отдавай хлопов усех, за что положу аж четыре сотни рублей московских.

По мере того, как я говорил, глаза у Василия становились всё больше и больше.

— Серебро же не трать понапрасну. Отбери дружину добру и плыви с нею в Сарай град. Но не к Узбеку царю иди, а к человеку моему, циньскому гостю Лю. Он у баскака Еголдаева тюмена Берди в казначеях ходит. Передаешь ему письмо, а он подскажет, како твоему горю помочь и во сколько гривн сие обойдётся.

Василий хотел было возразить, но я приложил палец к губам, показав, чтобы он не прерывал меня:

— Разумею, у тебя тама свои люди есм, но Лю знает дерюгу, что на саму царевну Тайтуглы-хатун может выйти. И придёшь ты не с пустыми руками, а дружиной доброй и грамотами.

— Какими такими грамотами?

— Выправлю подложные письма о том, что Гедимин дядей твоих Андрей и Тита под свою руку зазывал.

— Так он и зазывал! — вскрикнул князь.

— Вот и добре. А ты сказывай, что Карачев взял не оттого, что ярлык хана хотел порушить, а потому, как крамолу сию узнал и Гедимина не хотел в град пустить.

— Не поверят!

— Злата в мошну верным людям отсыплешь и поверят. А коли не выйдет, всё одно при своих останешься. А теперь главное, ты с дядей моим в каких отношениях?

— Михаил Семёнович зла на меня не держит.

— Да не с этим, — я невольно скривился при упоминании царственного родственника, то дело ставившего мне палки в колёса.

— Михаил Всеволодович? Князь Устивский? — вопросил собеседник. Я утвердительно кивнул.

— Да мы с ним с измальства росли. Обрадованно продолжил князь.— При дворе отца! Он у меня аки кот за пазухой живёт, ни в чём не отказываю.

— Вот и отлично! Ему и предложи престол Карачевский.

— Не бывать тому! — Василий Пателеймонович вскочил с места и схватился за меч. — Чтобы мы, Мстиславичи удел свой, да кому… князьям Глуховским! — он едва не задыхался от злости.

— А что, князь, разве у прадедов наших, Мстислава и Семёна отцы разны? Да, из дяди такой же князь Глуховский, как из меня пахарь. Ваш он, четвёртое колено на твоей земле живёт. Тебе князь не о чести родовой думать надобно, а том, как удел за собой сохранить. Не хочешь дяде моему, брату Дмитрию проси ярлык, сам решай.

— Хрен ему, а не ярлык!

— Хм, азм так мыслю, ежели себе будешь ярлык вымучивать, то вся наша история с письмами подложными по швам затрещит. Дядя али братья тебе сие с рук не спустят. Али бояр в Сарай пришлют, али сами приедут с ябедами. Дядя же мой, за сие обязан тебе будет без меры. Ну, что ты теряешь, князь? Ведомо ли что Озбек-хан хворает тяжко и в следующее лето, не позже, сгинет от болезни. Верные люди мне сие донесли. А ты к новому хану…

Князь хотел было возразить, но крепко задумался:

— А коли всё будет по-твоему, хлопов вернёшь ли?

Я покачал головой:

— Ежели снова в Козельске сядешь, добавлю малость серебра али брони. Сам понимаешь, азм не меньше твого гривнами и животом рискую.

— Хитёр ты не по годам. Одного в толк не возьму, купчую ведь Тит Мстиславович не признает, выгонит тебя из Залидова взашей.

— Кто кого выгонит мы ещё посмотрим.

Василий, прищурив глаз, пристально посмотрел на меня:

— А ты не прост, князь... Не в отца пошёл, в деда. Думу буду думать над словами твоими.

— Думать тут неча, князь, азм шкуру неубитого медведя покупаю. Или продавай или мимо проходи. А ждать звини не буду, завтра же в полдень отплываю.

— А град без хлопов не возьмёшь ли?

Я лишь покачал головой и, поднявшись, поспешил на выход.

* * *

До последнего князь ждать не стал. С утра за мною служку послал и до позднего вечера с князем и его мытарями составляли массу интересных документов. Хапнуть за здоров живёшь столько холопов оказалась та ещё морока. Составляя всего пятую часть от пахотных людей княжества, холопы давали до трети жита, так как с них брали куда больше мзды, чем с вольных. Две тысячи двести холопов князя, триста с гаком Берислава… Надо брать пока мне по рукам не дали, если по всем правилам считать с семьями, я в четыре раза дешевле беру, даже если всех переселить не успею, половины хватит вакантные места в Лещиново закрыть, а остальных в новый град близ Залидова поселю, сами же и построят, по весне. Оформим пока в найм, а по весне видно будет.

Думаю, Василию пришлась по душе идея подложить его любимому дяде большую свинью. Заодно и продал по доброй цене жито, лошадей, льна и прочего добра, которые он физически не сможет утащить, а я пользовался слабостью, безбожно занижая цену. После бурного торга все остались довольны, посчитав что каждый из нас надул другого. Обычное дело промеж князей. После отплыли на «Пирате» к граничному Озёрску, где и стоял водоход с товарами для Василия Пантелеймоновича. Ящики с наконечниками стрел, шайбами байдан, пластинами брони и новомодными шлемами, здесь же