я должен освободить», — говорил он. Добродетельный, «бодрящий и невыразимо альпийский», он стремился владеть душами, но не познавать их. «Соединив в себе темперамент Джонатана Эдвардса и Бенджамина Франклина, он проповедовал высочайший идеализм, но никогда не препятствовал тому, чтобы его читатель, закрыв книгу, старался увеличить свой банковский счет», — писал Ван Вик Брукс. Торо искал подлинное богатство в природе. Подобно языческому отшельнику, он жил в лесу. «Наслаждайтесь землей, но не владейте ею», — поучал он. В течение нескольких лет преподобный Джордж Рипли, Натаниэль Готорн, ярая феминистка Маргарет Фуллер, родившаяся слишком рано и опередившая свое время на полвека, «утомительный архангел»[58] Бронсон Олкотт — все они, не отличавшиеся склонностью к отшельничеству, как Торо, пытались жить коммуной в Брукфарме. Сначала эксперимент казался успешным, однако в 1846 году пожар уничтожил и постройки, и сам фаланстер. Хотя все приспешники этого «Храма Конкорд» не были обделены талантом, от их мыслей исходили какие-то дурманящие миазмы. Эти люди верили в свои идеалы и стремились быть мудрыми, но их мудрость могла существовать лишь в совершенно стерильной среде. Говорили, что «они похожи на чуткий флюгер в безветренный день». То было время, когда молодой Генри Адамс сожалел о том, что вселенная столь же реальна, как и мистер Эмерсон, Уолт Уитмен обнаружил, что Америка — это великая поэма, а Эдгар Аллан По, мрачный и бесчеловечный гений, создавал стихи и рассказы математической точности и леденящей красоты. Однако году эдак в 1857-м на реке Миссисипи обучался ремеслу лоцмана будущий Марк Твен. В конце Гражданской войны он единственный воплощал подлинную надежду истинно американской литературы.

Эдгар Аллан По. Фото. Ок. 1849

Амос Бронсон Олкотт. 1860-е

5. Марк Твен уже не берет сюжеты у европейских писателей. Более того, его творческие удачи почерпнуты из сатиры Старого Света. Весьма показательно, что эта сатира была так благосклонно воспринята американскими читателями. Создается впечатление, что после 1860 года между Европой и Америкой была перерезана пуповина. Молодая нация повернулась не к океанам, а к своим великим равнинам, к своим бескрайним прериям. В течение нескольких лет она все еще будет одержима войной и направит генералов в Белый дом, а ветеранов — в пенсионный реестр. В дни выборов она будет размахивать «окровавленной рубашкой» Линкольна, солдата Гранта или Шермана. Америка, занятая освоением своих территорий, в течение нескольких десятилетий будет уделять очень мало внимания Европе. До 1815 года она была увлечена европейскими ссорами; с 1815 по 1860 год она воспользовалась ими, чтобы освоить континент. Если бы Англия, Франция и Испания не были так сильно разъединены, они никогда бы не позволили новоиспеченной нации обрести такую мощь. Соперничество обескровило их. После Гражданской войны, показавшей силу военных ресурсов США, доктрина Монро стала уже не просто желанна — она превратилась в преграду. Но пройдут еще три десятилетия, прежде чем новая держава выступит в войне против европейских стран. К 1870 году, то есть в возрасте подростка, она еще занята собой. Она растет. Пока у нее есть границы, где отважные умы могут сражаться и творить, внешний мир не представляет для нее интереса. В тот день, когда исчезнет последняя граница, она начнет оглядываться по сторонам и войдет в жизнь других наций.

Ральф Уолдо Эмерсон. Фотогравюра. Ок. 1859

Генри Торо. Фото Беньямина Мэксема. 1856

Книга пятая

Позолоченный век

I. Реконструкция

1. Смерть действующего президента США всегда чревата непредвиденной ситуацией в стране, когда на его место выдвигается человек, который не был избран на этот пост. Иногда, по счастливому стечению обстоятельств, президент, ставший им волею судеб, оказывается лучше своего предшественника, но порой перемена бывает к худшему. «Боже, помоги нам», — изрек один из лидеров Конфедерации, узнав об убийстве Линкольна. «Если это правда, то ничего страшнее для Юга произойти не могло». Эндрю Джонсон не выдерживал сравнения с Линкольном и, казалось, был гораздо менее способен закончить войну, не причиняя лишних страданий народу. И все же нельзя было утверждать, что он недостоин президентской власти. Это был весьма любопытный персонаж. Он родился в Северной Каролине в очень бедной семье, в раннем детстве потерял отца и в десять лет был отдан в обучение швейному делу. Он сбежал в Теннесси, где самостоятельно овладел портновским ремеслом и женился в девятнадцать лет. Жена научила его читать и писать. Он так хотел учиться, что платил за то, чтобы ему читали вслух, пока он шил. Он весьма преуспел в своей профессии, к тридцати четырем годам сколотил небольшое состояние и даже владел рабами. Читал он главным образом сборники речей и таким образом развил в себе своеобразное цветистое красноречие. Затем он приобщился к политической жизни и медленно преодолел всю иерархическую лестницу. Диккенс, который встречался с ним, отметил, что у него замечательное лицо и в нем сразу же можно угадать человека с характером.

2. Политическая позиция Джонсона была непростой. Как выходец из «бедных белых», он ненавидел богатых аристократов-плантаторов — «рабостократов». Один из его противников заявил, что «если бы Джонсон был змеей, он затаился бы в траве и жалил в пятки деток богачей». Но он сделал свою карьеру в Демократической партии Юга и никогда не был яростно настроен против рабства. Съезд, избравший его в качестве вице-президента, считал его сторонником Союза, а не республиканцем. Его поставили в пару с Линкольном, чтобы ввести в администрацию южанина, приверженца Союза. Будучи вторым, он представлял силу. Когда же оказался первым, то присущие ему отсутствие такта, вспышки неконтролируемого гнева создали еще большие трудности в и без того беспокойное время. На самом деле Джонсон был намного лучше, чем казался на первый взгляд. Он был искренним и законопослушным патриотом; идей у него было немного, но он оставался им верен. Он не мог быть предателем Республиканской партии, как утверждали его враги, ибо никогда в ней не состоял. Также он не был горьким пьяницей, как твердили оппозиционные газеты. Как раз напротив, если он и выглядел нездоровым в тот день, когда должен был принимать присягу в качестве вице-президента, то только потому, что в виде исключения выпил для храбрости стакан бренди, а его желудок не привык к крепким напиткам. Непорядочность его противников, которые обратили в свою пользу свойственное ему отсутствие такта, превратили его президентство в трагедию.

Эндрю Джонсон. Фото Мэтью Брейди. 1855–1865