парня моего в полк принимаем. Теперь никто не забалует». А вот я вам об заклад бьюсь – кой-чего она привирает. Одно словцо уберем, и чего выйдет? «При особняке служить будет. Теперь не забалует».

Закончив тираду, Дюваль оглядел однополчан с видом сдержанного превосходства, а Клименте мрачно ухмыльнулся:

– Ну, ежели ты прав, мне крышка. Не спустит мне Орсо дуэли.

Дюваль тут же посерьезнел:

– А вот это, старина, брось. Не таков командир, что станет из мальчишки принца делать. А парень, надо признать, неплохой. Не трус, не доносчик и с характером. Мы его гнобим, в грош не ставим, слова в глаза не говорим, я уж про выходку Морита молчу, – а он молодцом держится и к полковнику жаловаться не бегает. Так что вы уж как хотите, а я снимаю осаду. Пусть себе дышит мальчуган и служит по-людски.

Марцино скривился:

– Час от часу не легче. Но спорить не берусь, есть у Дюваля резон. С таким нахальством невесть откуда в чужой отряд не суются. Ишь ты, выблудок – а туда же.

Последние слова он пробормотал с нарочитой желчностью, но Дюваль отчетливо услышал в тоне однополчанина нечто вроде зависти и ухмыльнулся. В этом был весь Марцино, убежденный, что прочий мир наделен какими-то особыми незаслуженными преимуществами над ним и лишь он один честно и истово тянет солдатскую лямку, ни от кого не ожидая привилегий.

Клименте снова отвернулся к окну, прислушиваясь к звону и вскрикам и тоже пряча усмешку. Он водил знакомство с полковником Орсо уже шестнадцать лет, привык считать его человеком, лишенным слабостей и чувств, оттого предположение Дюваля его позабавило. Неужели стальной полководец тоже не чужд ошибок молодости? Черт, это было бы презанятно!

* * *

Годелот несся в свою каморку, хрипло дыша, – полковник спустил с него семь потов. К ужину предстояло переодеться и вычистить оружие – в полночь он заступал на караул.

Захлопнув за собою дверь, он начал сдирать колет и мокрую камизу, беззвучно сквернословя от боли: некоторые раны открылись и снова кровоточили, ноги подкашивались от усталости. Но надо признать, урок полковника был бесценен. За полтора часа он научил Годелота большему, чем целые месяцы изматывающих тренировок в Кампано.

И радоваться бы, что судьба расщедрилась на такого завидного учителя, которого и просить о науке не пришлось. Но Годелоту было не по себе. Он чувствовал, что за прошедшие недели он лишь сильнее запутался в своем странном избавителе, в его целях и резонах. Однополчане с их косыми взглядами и паскудными выходками хотя бы не скрывали неприязни к нему. Командир же, подчеркнуто справедливый, дальновидный и всегда корректный, сегодня напрямик продемонстрировал Годелоту свое расположение…

Но Орсо не за что уважать «бестолкового птенца» и тем более испытывать к нему симпатию. Зато полковник знает, что сирота без гроша за душой жаждет военной карьеры и почти наверняка ответит преданностью сильному и щедрому покровителю.

Вы прикармливаете меня, мой полковник. Вы хотите казаться мне всемогущим, всезнающим «отцом солдата». И хуже всего то, что у вас отлично получается.

Годелот устало опустился на койку, затягивая шнуровку чистой камизы. Он окончательно увяз в своих попытках нащупать под ногами твердую почву. Орсо что-то нужно от него. Что-то очень важное, иначе зачем он так носится с новобранцем, от которого пока одна докука? Нет, полковнику необходимо, чтобы Годелот доверял ему, чтобы дорожил его мнением и испытывал к нему благодарность.

Это легко понять, но как трудно бороться с этим! Всего несколько разговоров, урок фехтования – и образ Хьюго утратил для Годелота свой прежний ореол безупречности. Новый наставник указал на ошибки отца просто и без тени высокомерия – и от этого еще легче было поверить ему. Нужно не терять головы и не позволять этому незаурядному человеку подчинить его своему влиянию.

Вздохнув, Годелот натянул камзол, положил на стол скьявону и принялся протирать клинок. До ужина оставалось совсем недолго. Он успел отвыкнуть от кислых лиц за столом… Ничего, господа. Сидите себе, скучившись, будто мухи на капле сиропа. Ему и одному удобно.

Однако, войдя в трапезную, шотландец остановился: здесь снова были перемены. Морит и худой рыжеватый Карл, сидевшие по обе стороны от него до начала общей опалы, вернулись на прежние места. Новая затея? Что ж, будем осмотрительны. Но, опустившись на скамью, Годелот удивленно встретил прямой взгляд Морита.

– Здравствуй, – коротко сказал тосканец.

– Здорово, Морит… – протянул Годелот в ответ с плохо скрытой иронией.

Однако тот уже отвел глаза, хмурясь и покусывая губы. Новобранец еще не решил, как отнестись к неожиданно предложенному перемирию, как вдруг плеча коснулись чьи-то пальцы. Позади Годелота стоял Марцино.

– Послушай, парень, – начал он тоном, в котором слышалась виноватая неловкость, – ты не серчай на меня за ту драку. Солдатская судьба, сам знаешь, не букет ромашек. Каждый за свое место зубами цепляется, не ровен час – вышвырнут из полка да и будешь на паперти подыхать. А за мерзкие слова прости, моя вина.

Годелот молча слушал излияния недавнего недруга. Похоже, в его отсутствие что-то произошло. Двое солдат, с которыми у него случились стычки, одновременно ищут с ним примирения. Какими же слухами обросла уже его дуэль с Клименте, что всех разом одолели муки совести?

Меж тем в трапезную вошел капеллан, и солдаты поднялись на ноги к молитве. Монотонно повторяя благочестивые слова, Годелот решил, что подумать о новых загадках проклятого дворца он еще успеет. Похоже, его опала закончилась – на сегодня и это была добрая новость.

После ужина подросток собрался с духом и отправился в господскую часть дома, где доселе бывал лишь дважды. Попавшаяся навстречу горничная опасливо взглянула на солдата и осведомилась, может ли чем-то ему подсобить.

– Скажите… Тесс, верно? – Годелот замялся. – Можно ли повидать доктора Бениньо?

Служанка чуть нервно поправила чепец:

– Доктор тому четверть часа, как от ее сиятельства вышел. Поднимись на второй этаж да постучи в первую слева дверь, там его милости апартаменты.

Поблагодарив горничную, он опасливо последовал указанным путем. Отчего-то никак не удавалось отделаться от опасений, что сапоги немедля испачкают ковер, а высокие деревянные статуи по обе стороны от лестницы одновременно рухнут с постаментов при его приближении. Господи, никогда ему не понять, как можно жить в этом хрупком великолепии!

Постучав в полированную дверь, подросток снова оробел и на миг малодушно пожелал, чтобы доктора не оказалось в его покоях. Но чаянье это запоздало – дверь распахнулась почти сразу.

– Мак-Рорк, – спокойно отметил врач, словно ждал Годелота в любую минуту. – Как ваша спина?

– Добрый