Лететь по балам, по гостям;

И молвить, не хвалясь, мне в городе знакомы

      Вельмож и богачей все домы.

Когда б ты видела, как я пирую там!

      Где только свадьба, именины,—

      Из первых я уж верно тут.

      И ем с фарфоровых богатых блюд,

И пью из хрусталей блестящих сладки вины,

                 И прежде всех гостей

Беру, что вздумаю, из лакомых сластей;

      Притом же, жалуя пол нежный,

      Вкруг молодых красавиц вьюсь

      И отдыхать у них сажусь

На щечке розовой иль шейке белоснежной».

«Все это знаю я,— ответствует Пчела.—

      Но и о том дошли мне слухи,

      Что никому ты не мила,

Что на пирах лишь морщатся от Мухи,

Что даже часто, где покажешься ты в дом,

           Тебя гоняют со стыдом».

«Вот,— Муха говорит,— гоняют! Что ж такое?

Коль выгонят в окно, так я влечу в другое».

КОТЕЛ И ГОРШОК

      Горшок с Котлом большую дружбу свел;

Хотя и познатней породою Котел,

Но в дружбе что за счет? Котел горой за свата;

      Горшок с Котлом за панибрата;

Друг бéз друга они не могут быть никак;

С утра до вечера друг с другом неразлучно;

      И у огня им порознь скучно;

      И словом, вместе всякий шаг,

           И с очага и на очаг.

Вот вздумалось Котлу по свету прокатиться,

      И друга он с собой зовет;

Горшок наш от Котла никак не отстает

И вместе на одну телегу с ним садится.

Пустилися друзья по тряской мостовой,

      Толкаются в телеге меж собой.

               Где горки, рытвины, ухабы —

Котлу безделица; Горшки натурой слабы:

От каждого толчка Горшку большой наклад;

      Однако ж он не думает назад,

      И глиняный Горшок тому лишь рад,

      Что он с Котлом чугунным так сдружился.

      Кáк странствия их были далеки,

Не знаю; но о том я точно известился,

Что цел домой Котел с дороги воротился,

А от Горшка одни остались черепки.

Читатель, басни сей мысль самая простая:

Что равенство в любви и дружбе вещь святая.

СОЛОВЬИ

                   Какой-то птицелов

Весною наловил по рощам Соловьев.

Певцы рассажены по клеткам и запели,

Хоть лучше б по лесам гулять они хотели:

Когда сидишь в тюрьме, до песен ли уж тут?

          Но делать нечего: поют,

                   Кто с горя, кто от скуки.

          Из них один бедняжка Соловей

                   Терпел всех боле муки:

          Он разлучен с подружкой был своей.

                   Ему тошнее всех в неволе.

Сквозь слез из клетки он посматривает в поле;

                   Тоскует день и ночь;

Однако ж думает: «Злу грустью не помочь!

          Безумный плачет лишь от бедства,

                   А умный ищет средства,

          Как делом горю пособить;

   И, кажется, беду могу я с шеи сбыть:

          Ведь нас не с тем поймали, чтобы скушать,

Хозяин, вижу я, охотник песни слушать.

Так если голосом ему я угожу,

Быть может, тем себе награду заслужу,

          И он мою неволю окончает».

Так рассуждал — и начал мой певец:

          И песнью он зарю вечерню величает,

И песнями восход он солнечный встречает,

          Но что же вышло наконец?

Он только отягчил свою тем злую долю.

          Кто худо пел, для тех давно

Хозяин отворил и клетки и окно

          И распустил их всех на волю;

          А мой бедняжка Соловей,

          Чем пел приятней и нежней,

          Тем стерегли его плотней.

КРЕСТЬЯНИН И ОВЦА

      Крестьянин пóзвал в суд Овцу;

Он уголовное взвел на бедняжку дело;

Судья — Лиса: оно в минуту закипело.

      Запрос ответчику, запрос истцу,

      Чтоб рассказать по пунктам и без крика:

             Как было дело, в чем улика?

Крестьянин говорит: «Такого-то числа,

Поутру, у меня двух кур недосчитались:

От них лишь косточки да перышки остались;

      А на дворе одна Овца была».

Овца же говорит: она всю ночь спала,

И всех соседей в том в свидетели звала,

Что никогда за ней не знали никакого

                 Ни воровства,

                 Ни плутовства;

А сверх того, она совсем не ест мясного.

И приговор Лисы вот, от слова до слова:

«Не принимать никак резонов от Овцы,

      Понеже хоронить концы

      Все плуты, ведомо, искусны;

По справке ж явствует, что в сказанную ночь —

      Овца от кур не отлучалась прочь,

            А куры очень вкусны,

      И случай был удобен ей;

      То я сужу, по совести моей,

            Нельзя, чтоб утерпела

            И кур она не съела;

      И вследствие того казнить Овцу,

И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу».

СКУПОЙ

Какой-то домовой стерег богатый клад,

Зарытый под землей; как вдруг ему наряд

         От демонского воеводы —

Лететь за тридевять земель на многи годы.

А служба такова: хоть рад или не рад,

         Исполнить должен повеленье.

         Мой домовой в большом недоуменьи,

         Кáк без себя сокровище сберечь?

                   Кому его стеречь?

Нанять смотрителя, построить кладовые —

         Расходы надобно большие;

Оставить так его,— так может клад пропасть;

         Нельзя ручаться ни за сутки;

         И вырыть могут и украсть:

                   На деньги люди чутки.

Хлопочет, думает — и вздумал наконец.

Хозяин у него был скряга и скупец.

Дух, взяв сокровище, является к