справедливо, в этом можно убедиться, рассмотрев какое-либо единичное явление целесообразности. Ранее, чем явится процесс доказательства геометрической теоремы, или делания статуи, или устроения государства, этот процесс совершится в сознании того, кто доказывает теорему, делает статую или устрояет государство; т. е. и образ или понятие делаемого, и процесс (способ, путь) делания, пройдя через сознание, пройдет через идеальную форму своего существования. А что эта форма есть потенция будущей реальной формы, это ясно из того, что последняя никогда не возникнет без первой: ни теорема не докажется, если ранее не была открыта или обдумана, ни статуя не сделается, если ее образа не было в душе художника, ни государство не устроится, если план устройства не прошел через ум политика. Наконец, что в результате целесообразной деятельности всегда является смешение вещества и духа, это ясно из того, что если в доказательстве теоремы мы устраним звуки слов и начертанью фигуры – то получится чистое понятие геометрической истины, если в сделанной статуе удалим мрамор – то получится чистый образ ее, и в государстве, если мысленно отвлечем его от живых людей и писаных законов – получится чистая идея государства.

XI. В идеальной форме своего существования целесообразность всегда предшествует сущности того, что целесообразно существует или совершается в действительности, и, создавая эту сущность, воплощается в части ее.

И в самом деле, как выше доказано было, сущность всего пребывающего слагается из вещества и формы, а сущность всего совершающегося состоит в строении элемента изменения и в строении процесса как порядка расположения этих элементов. Целесообразность же, как нечто планомерное по природе своей, переходя из идеальной формы существования в реальную, и воплощается – в форме, когда создаваемое ею есть вещь, и – в строении процесса, когда создаваемое есть изменение. Так, статуя, сделанная художником, слагается из вещества мрамора – и в нем нет целесообразности и из формы, в которую заключен он, – и она есть воплотившийся в мрамор образ, ранее прошедший через сознание художника. Также в движении, как элементе всякого изменения, нет целесообразности; но в известном сочетании движений, которое ведет к цели, есть целесообразность. И так как сущность есть основа, на которой держится самобытное существование всего, то ясно, что целесообразность, входя в сферу инертного и безразличного, обнаруживает свое действие тем, что начинает проводить в нем различающие деления и индивидуализировать различаемое, вещество оформливая в вещи и движение слагая в явления и в процессы.

XII. Из приведенных примеров видно, что целесообразность не только производит сущность вещей и явлений, воплощаясь в части ее, но что эта сущность нередко бывает и целью целесообразного процесса; хотя иногда она бывает и средством. Так, форма статуи есть цель делания ее; но форма дома есть средство достигнуть другой цели – защитить человека от холода и доставить ему другие удобства. Вообще можно заметить, что сущность бывает и целью, и средством, но цель бывает всегда сущностью. В других отношениях к целесообразности находятся свойства, пребывающие в сущности или на сущности. Они видоизменяются, создаются и уничтожаются целесообразно действующим разумом, смотря по цели, к которой стремится он, т. е. служат для него средством. Так, человек придает мягкость глине, когда делает из нее что-нибудь, и твердость – когда сделанное готово и должно быть сохранено.

XIII. Целесообразность действует всегда через причинность и ни через что другое действовать не может, хотя причинность не есть создание целесообразности и существует в мире вещей и явлений рядом с ней и независимо от нее.

Причинность – в том смысле, что все или многое в вещах и явлениях Космоса соединено между собою постоянною и необходимою связью, – есть факт внешнего мира, столь же первоначальный и могущественный, как и целесообразность. Но она стоит ближе к вещам и явлениям, она непосредственно над ними и касается их. Они все пребывают в причинности и составляют ее, как капли пребывают в море и составляют его. Целесообразность же лежит высоко над реальным миром, высоко над самою причинностью. Она не пребывает необходимо в вещах и явлениях, но только по временам спускается в них для достижения целей своих и, выполнив эти цели, снова поднимается над ними. Вследствие этой-то невозможности для целесообразности, как для начала чисто отвлеченного, прямо коснуться реального мира, и вследствие того еще, что всякое такое прикосновение было бы временным изъятием вещей и явлений из сферы причинности, – целесообразность и действует через причинность, причем в последней сохраняется вся ее природа и свойства, но к ним придается разумность и планомерность тем сознанием, которое направляет ее как свое орудие.

Так, напр., как ни отчетлив был бы образ, возникший во мне, и как ни велико было бы мое желание воплотить его, одно желание и образ не могут сделать этого; овеществленный образ не появится. И это потому, что моя мысль и мое желание не могут коснуться глыбы мрамора и превратить ее в воображаемую статую, так как мрамор – вещество, а желание и образ – дух. Поэтому достигнуть своей цели я могу не иначе как приведя свое тело, а через него резец и мрамор в целесообразно направленное, но строго причинное по своей природе движение. Все движения резца и мрамора будут неразрывной цепью производящих причин и производимых действий, и явления, наблюдаемые в делании статуи, ни на минуту не выйдут из-под законов механики; но только порядок, в котором идут друг за другом эти механические причины и следствия, будет истекать из моего сознания, в котором он (порядок) предварительно прошел идеальную форму своего существования. И этому же сознанию будет принадлежать первоначальный импульс, без которого не появилось бы всего, по строению механического, по форме целесообразного, процесса обработки мрамора резцом. Так же построение моста или крепости, то или другое устройство человеческого общества – словом, все целесообразное в деятельности человека не может совершиться иначе как в строгом подчинении причинности и тем специальным законам, которые господствуют в той сфере Космоса, где происходит целесообразный процесс; но за этою причинностью, невидимо направляя ее, действует целесообразность: никогда не может ни мост построиться, ни крепость возникнуть, если силы и законы бессознательной природы будут действовать одни, не направляемые разумом.

Этот закон, по которому целесообразность может действовать только через причинность, объясняет, почему для человека никогда и нигде не открывается прямо целесообразность, но повсюду и всегда он встречает одну причинность; так что ни перед чем в природе он не может остановиться и сказать: «вот это цель, а это – средство» – с тою же уверенностью для себя и убедительностью для другого, с какой,