Обратимся наконец к главному предмету торжеств. Памятник в честь тысячелетия России был задуман в первые годы царствования Александра Николаевича. В 1857 году Комитет министров обсудил этот вопрос и предложил объявить открытый конкурс на лучший проект. Дата была выбрана, исходя из летописной легенды о призвании вождя варяжских дружин Рюрика в 862 году на княжение в Новгород. Александр предложение министров утвердил. В пору Крымского поражения и общего разлада умов казалось важным объединить Россию вокруг такого достойного повода. Был объявлен всенародный сбор пожертвований по подписке. Удалось собрать 72 507 рублей 711/4 копейки. Но проекту требовалось 500 тысяч рублей, и недостающую сумму выделила казна.

В апреле 1859 года царь утвердил условия конкурса. В них содержались требования отразить, во-первых, основные исторические вехи в истории государства, во-вторых, отобразить роль православной веры, как главного основания нравственного возвеличения русского народа. Но главное, памятник должен был выразить основную идею сооружения онаго: ознаменование постепенного, в течение тысячи лет развития государства Российского. Такова была сокровенная мысль Александра Николаевича, его вера и надежда.

К ноябрю 1859 года в жюри поступили 53 проекта от самых разных лиц. Всеобщий интерес сосредоточился на двух молодых художниках: двадцатипятилетием выпускнике Академии художеств Микешине и ученике скульптурного класса Шредере. Их проект был признан лучшим. По странному совпадению с давней историей Витберговского проекта Микешин не был скульптором-профессионалом, он был художником, но, также воодушевившись задачей, задумал уникальный памятник.

Основа монумента ему виделась в виде колоссальной державы – эмблемы царской власти, увенчанной скульптурами, олицетворяющими православную веру и Россию. Вокруг державы размещались шесть скульптурных групп, символизирующих основные этапы российской истории от Рюрика до Петра I. Пьедестал был украшен кольцевым горельефом с изображением выдающихся деятелей государственных, церковных, военных и литераторов. Общий вид памятника был схож с колоколом, и символика эта была понятна и многозначительна, напоминая о свободолюбивом и независимом новгородском вече.

Проект вызвал сильную критику со стороны профессоров скульптуры П.К. Клодта и H.С. Пименова, обвинивших авторов в полном отсутствии стиля и изящества, гармонии и величия, но тем не менее его утвердили. Прославленные скульпторы были по-своему правы, но не эстетика тогда была важна. Надлежало в ясных образах закрепить и передать потомкам память о славном прошлом для упрочения настоящего и созидания будущего.

Стоит заметить, что список лиц для горельефа составлял сам автор памятника и в него он не включил отца императора. Спохватились в самом начале 1862 года, когда лепка «государственных людей» уже подходила к завершению. Подсказал внимательнейший барон Корф, и в Академию последовало указание: «Сообразиться немедля о помещении на барельефе покойного императора Николая I». Микешин несколько изменил фигуры Воронцова и Сперанского и выкроил место для Николая Павловича, изображенного сидящим в кресле и как бы со спины слушающим доклад Сперанского. Эпизод этот весьма показателен для духа того времени.

Окончательная отливка фигур, деталей и решетки памятника из бронзы велась в литейном заведении Никольса и Плинке. Для придания прочности основанию памятника была вынута зыбкая глинистая почва на глубину в семь аршин и под фундамент были забиты 300 деревянных свай. Пьедестал был сделан полым и выложен плитами сердобольского гранита из каменоломен на берегу Ладожского озера. Глыбы гранита весом более тысячи пудов каждая доставлялись в Новгород по Волхову.

Сооружение грандиозного монумента в сжатые сроки стало возможным благодаря коллективному труду старых и молодых скульпторов, объединенных под началом Микешина, а также благодаря усилиям деятелей главного управления путей сообщения, обеспечивавшего строительные работы. Все – от академиков до простых каменщиков – работали не за страх, а за совесть, и дело исполнили в срок.

Прочитав молитвы, митрополит Исидор отступил в сторону. Раздалась оглушительная пушечная пальба, занавесь упала, и памятник весь предстал глазам собравшихся. Пока митрополит освящал памятник, Александр Николаевич в неудержимом порыве радости крепко прижал к груди Никсу, поцеловал и благословил наследника русского престола.

На площади перед Софийским собором состоялся парад гвардейских войск под начальством командующего гвардейским корпусом великого князя Николая Николаевича.

К царю подвели молодого человека с длинными вьющимися волосами и франтоватыми усиками. Александр Николаевич пожал Микешину руку и вручил ему орден Св. Владимира 4-й степени. Ставшему разом известным скульптору была также пожалована пожизненная пенсия в 1200 рублей. О Шредере никто не вспомнил.

Тут же, на площади, был устроен обед для войск гвардии. Александр Николаевич и Мария Александровна обошли все 360 столов. Государь пил за здоровье войск, но, конечно, не 360 бокалов.

В шесть вечера в дворянском собрании состоялся торжественный обед. Первый тост поднял Александр Николаевич:

– За благоденствие России!

Губернский предводитель дворянства князь Мышецкий поднял бокал:

– За здоровье их императорских величеств и государя-наследника!

Александр Николаевич ответил тостом:

– За благоденствие всего русского дворянства и дворянства новгородского!

Тихим светлым вечером следующего дня императорская семья посетила древнее Рюриково городище, расположенное при выходе Волхова из озера Ильмень. Народ кричал «Ура!» и бросал под ноги царю домотканые армяки, суконные кафтаны и шапки. По возвращении в Новгород чуть утомленный Александр Николаевич и возбужденный сверх меры Никса в открытой коляске объехали ярко иллюминированные улицы, раскланиваясь по обе стороны на приветствия горожан.

10 сентября посетили древний Юрьев монастырь, стоящий на левом берегу тихого Волхова. То была не просто дань отечественной истории. Александру Николаевичу хотелось, чтобы наследник вполне прочувствовал, что как бы ни была громадна власть государя, она утверждается на единстве духовной жизни народа и государя, на вере в Бога и государя. Как только начинается раздвоение этого сознания, власть неудержимо слабеет. Вот почему и государь и государство не могут быть представителями одних материальных интересов общества, а имеют большее – духовное значение.

Показалось, что в эти дни легкомыслия и самоуверенности у Никсы поубавилось. Впрочем, у него еще доставало времени подготовиться к царскому делу.

Торжества повсеместно вызвали восторг и восхищение, лишь язвительный Герцен иронизировал в своем журнале по поводу формы памятника, как будто есть один только «лондонский колокол».

Мария Александровна находилась в центре праздника, но, в отличие от государя, имела возможность замечать детали. Так, она обратила внимание на упадок первоначального энтузиазма новгородского дворянства по получении известия о награждении за празднество лишь их предводителя орденом Св. Анны 2-й степени. Неудовольствие и возбуждение дворянства Бог знает чем могли обернуться, тут нет мелочей. Кроме того, она отлично знала щедрую и великодушную натуру мужа, и ей не хотелось, чтобы его простительная забывчивость была понята как равнодушие.