и придать законный статус своим притязаниям на пост главы Церкви Англии. Его преданность Анне была сильна так же, как в день их бракосочетания. Она была для него законной супругой, полноправной королевой и женщиной, которую он любил и хотел, чтобы она была рядом с ним до конца, пока он здравствует и правит. Если Климент не пойдет на уступки, он готов ответить ему открытым неповиновением. Если его подданные станут возражать, он напомнит им о правилах послушания своему суверену. Все несогласные должны держать свое мнение при себе, а иначе им придется понести суровое наказание. Папская юрисдикция, утверждал он, осуществлялась в Англии «лишь только вследствие нашей небрежности или узурпации власти, как мы понимаем это сейчас». Иной власти над собой, кроме Божьей, он не признавал3.

После коронации Анны волна недовольства по поводу второго брака короля стихла, и возмущение жителей Лондона свелось к осторожным пересудам где-нибудь по углам. Если подобные слухи доходили до Генриха и Анны, супруги действовали заодно. Людям приходилось выбирать, чью сторону принять: поддерживать молодоженов или Екатерину. Многое из того, о чем говорили сторонники Екатерины, позже нашло обобщение в сочинении Николаса Сандера (Сандерса), опубликованном в 1585 году, «О происхождении и развитии английского раскола» (De origine ac progressu schismatis Anglicani), в котором непростительный разрыв Генриха с Римом показан глазами католика-нонконформиста. Сандер описывает Анну как женщину-вамп, роковую соблазнительницу, которую родственники в свое время поспешно отправили во Францию якобы для продолжения образования, после того как уличили ее во грехе с лакеем Болейнов и священником. По словам Сандера, эта расчетливая дьяволица была невероятно высокого роста, с лицом землистого цвета, будто после желтухи, и уродливо выступающим зубом под верхней губой, а на правой руке у нее было шесть пальцев. На горле у нее был «безобразный нарост» или зоб, поэтому, чтобы скрыть дефект, она носила платья с высоким воротником, закрывающим шею. Сандер также ссылается на распространенные слухи об отношениях Генриха не только с сестрой Анны, но и с ее матерью, а также на измышления о том, что Анна была незаконнорожденной дочерью короля. Судя по всему, подобные пересуды задевали за живое. Сохранилось свидетельство того, как Джордж Трокмортон во время аудиенции у короля осмелился упомянуть об этих слухах, на что Генрих отреагировал мгновенно: «Нет, с матерью никогда», а Кромвель с притворной искренностью добавил: «С сестрой тоже никогда»4.

Более слаженно действовала оппозиция, координируемая Шапюи, который выведывал информацию у придворных дам Анны – Гертруды Блаунт и Элизабет Стаффорд – и был своего рода связным для друзей Екатерины и прочих диссидентов. После отставки Томаса Мора с поста лорд-канцлера Шапюи стал получать конфиденциальную информацию от Кромвеля, с которым они часто беседовали по-французски: между ними никогда не было полного доверия, однако они находили удовольствие в общении и ценили дипломатические способности друг друга. Однажды, в отсутствие Генриха и Анны, наслаждавшихся медовым месяцем, Шапюи выразил восхищение талантами Кромвеля, сравнив его с Уолси, и добавил при этом, что Генрих должен быть благодарен за то, что у него есть такой верный слуга, а затем осторожно намекнул, что Кромвель мог бы подняться очень высоко, если бы не Анна. Шапюи, который сам состоял на службе у герцога де Бурбона во время его кампаний в Провансе и Северной Италии, как никто другой понимал ценность жизненного опыта Кромвеля. К примеру, Кромвель, несомненно, осознавал перспективы англо-габсбургского союза. Опыт работы в Антверпене на торговую компанию купцов-авантюристов подсказывал ему, как сильно экономика Англии зависит от торговли с Нидерландами. Восстановление дружеских отношений с Карлом могло принести стране немалые коммерческие и политические выгоды. Пока положение Кромвеля не позволяло ему продвигать такие идеи, однако пройдет немного времени, и Шапюи снова намекнет ему, что только Болейны стоят у него на пути5.

Вскоре Кромвель задумался о применении пыток к несогласным монахам, что предвещало наступление времени жестких репрессий. К примеру, Генрих приказал Кранмеру заставить замолчать Элизабет Бартон, монахиню бенедиктинского монастыря Святого Гроба Господня в Кентербери6. Более известная как «монахиня из Кента», Бартон в молодости служила горничной в одной знатной семье в Кенте. О ней заговорили, когда в 1525 году ее стали посещать видения, после того как она чудесным образом исцелилась от болезни. Ее репутация ясновидящей только укрепилась, когда она подалась в монахини, а духовные откровения стали достоянием общественности. Ее растущее влияние на умы становилось опасным: среди тех, кто беседовал с ней, были Томас Уолси, Томас Мор, епископ Джон Фишер, и, говорят, даже Генрих однажды встречался с ней7.

Ситуация усугубилась в 1527 году, когда ее выступления начали приобретать политизированный характер под влиянием ее духовного отца и наставника доктора Эдварда Бокинга. Ее речи, в которых она превозносила Екатерину и проклинала Анну, все чаще вызывали бурную реакцию слушателей. Объявив себя ясновидящей, она предрекала, что Бог покарает короля, наслав смертельную чуму, и говорила, что якобы видела то самое место в Аду, куда непременно попадет Генрих. Она называла Анну еретичкой и блудницей и сравнивала ее с ветхозаветной царицей Иезавелью, чье тело растерзали бродячие псы. Она предсказывала, что Генрих, женившись на Анне, «не проживет и полугода». Развод Генриха с Екатериной представал в ее видениях в образе корневища с тремя ветвями, и она утверждала, что «Англия никогда не будет знать покоя, пока и корень, и ветви не будут уничтожены». Сторонники Элизабет Бартон записывали ее речи и распространяли «чудотворные послания», якобы написанные на Небесах и переданные ей ангелом. Некоторые из этих посланий были включены в провокационные памфлеты, сочиненные по мотивам пророчеств Мерлина, в том числе и «Крот» (Mouldwarp), согласно которому мятежники отвезут Генриха на остров в море, где ему суждено будет услышать проклятие из уст Господа. Эти памфлеты, а также все, что было написано капелланами Екатерины в осуждение ее развода, а еще 700 экземпляров сочинения «Книга монахини» (The Nun’s Book) были изъяты и уничтожены8.

Осенью 1533 года с Бартон и ее сообщниками было покончено: они были арестованы и предстали перед судом Звездной палаты в Вестминстере, где советники короля рассматривали особые дела. Кромвель разработал процедуру допроса, которую он будет применять к изменникам в последующие семь лет. В качестве главных дознавателей выступали Томас Кранмер и Хью Латимер. Генрих, который видел в Бартон главную виновницу всех неудач, постигших его и Анну, требовал признать ее виновной в измене, однако судьи дали понять, что ей можно вменить лишь подстрекательство к мятежу. Оставался только один выход – принять в парламенте Акт об