Шрифт:
Закладка:
В обязанности совета также входило вынесение решений по судебным спорам с участием арендаторов ее поместий. Таким образом Анна узнавала о случаях нарушения закона в своих владениях, как это, например, случилось с Робертом Рольфом из поместья Хэдли в графстве Саффолк, который пожаловался на посягательство на мельницу. Весьма любопытно участие Анны в одном «затянувшемся деле в канцлерском суде». Она лично обратилась к лорд-канцлеру, сэру Томасу Одли, с просьбой рассмотреть это дело «по возможности скорее, насколько это позволяют его юридические полномочия». Судя по описанию и дате, так называемое дело одного из Броуков против Э. Б. было тяжбой между Джоном и Элис Броук из Мэннингтри в графстве Эссекс и вдовой Элис Бэнем. Предметом спора являлись земельные владения рядом с Ипсвичем в графстве Саффолк. Конфликт возник из-за притязаний вдовы на земли, якобы полученные ею от некоего Джона Кардинала, с которым она была помолвлена, но который скончался до свадьбы. Этот инцидент стал причиной судебных разбирательств с семьей Броук. Если Анна действительно приняла участие в решении этого дела, то, скорее всего, потому что оно затрагивало интересы кого-то из ее арендаторов или бывших слуг33.
Искушенная в житейских делах леди Лайл задаривала Анну всевозможными подарками в надежде снискать ее расположение. В январе 1533 года она подарила ей маленькую собачку, названную на французский манер Пуркуа (от фр. pour quoi – почему); правда, считается, что изначально собачка была подарена Фрэнсису Брайану34. Затем она прислала Анне дюжину только что подстреленных ржанок – маленьких съедобных птичек, похожих на куликов,– которых доставил к столу королевы Джордж Болейн. Анна съела шесть на обед и шесть на ужин, высоко оценив это «особенно вкусное блюдо». Вскоре леди Лайл прислала ей певчую коноплянку в клетке, которая раньше жила у нее в комнате. По ее словам, эта «чудесная певчая птичка будет непрестанно услаждать слух Ее Величества своим приятным пением»35.
Анна обожала Пуркуа. Фрэнсис Брайан, которому первоначально предназначался этот подарок, сообщал в письме леди Лайл, что песик «так понравился королеве, что оставался у меня на руках не более часа, поскольку Ее Величество забрала его у меня»36. Почти два года Пуркуа весело сопровождал Анну повсюду, но все закончилось трагически – по недосмотру он выпал из окна и погиб. Леди Лайл узнала об этом печальном событии от Марджери Хорсман. Тем временем никто не решался объявить о случившемся Анне, зная, как она дорожит своим любимцем. Было решено не тревожить Анну, «пока Его Величество не найдет нужным сообщить ей об этом». (Генрих, который очень любил собак и в свое время заплатил солидное вознаграждение людям, нашедшим его пропавших спаниелей Ката и Болла, хорошо понимал, насколько это известие расстроит его супругу.) Хорсман посоветовала леди Лайл иметь в виду, что «Ее Величество больше ценит кобелей»37 на тот случай, если та надумает подарить Анне новую собаку.
Нередко истинной целью тех, кто пытался снискать расположение Анны, было привлечь внимание короля или становившегося все более могущественным Томаса Кромвеля, которого Генрих в апреле 1534 года назначил своим первым секретарем. Именно эту тактику избрала леди Лайл, когда они вместе с супругом попытались спасти принадлежавшую им дамбу на реке Амберли в Девоне вопреки закону о сносе речных плотин, мешающих судоходству. Местные власти проигнорировали предоставленные супругами документальные заверения в том, что плотина не препятствует навигации. Кроме того, к этому времени было уже снесено несколько плотин, принадлежавших Генриху и Анне, поэтому обращение леди Лайл к королеве с просьбой «подействовать на Его Величество короля, лорд-канцлера или господина секретаря» было заведомо провальной затеей. Как сообщил виконту и леди Лайл их личный агент при дворе Джон Хьюси, «господин секретарь весьма серьезен в этом вопросе и не проявит никакого снисхождения»38.
Большего успеха достиг Джон Крэйфорд, магистр Клэр-колледжа в Кембридже и вице-канцлер[104] Кембриджского университета. В июле 1535 года он почтительно обратился к Генриху с прошением восстановить юридическую справедливость в вопросе налогообложения: новые налоги должны были касаться состоятельного духовенства, однако распространялись и на университетских преподавателей, имеющих весьма скудный доход. Он также написал об этом Анне. Она с сочувствием отнеслась к его просьбе и поставила вопрос об этой вопиющей несправедливости перед Генрихом. Поначалу Генрих не предпринял никаких действий, и Крэйфорд был вынужден написать ему снова. На этот раз вмешательство Анны подействовало: на сессии парламента, начавшейся 4 февраля 1536 года, Генрих восстановил справедливость39.
Еще до своей коронации Анне удалось одержать победу над Уолси и защитить от обвинений в ереси доктора Роберта Формана. В книге Джона Фокса 1583 года «Деяния и памятники» (Acts and Monuments), известной также под названием «Книга мучеников» (Book of Martyrs), имеются свидетельства о том, какую роль сыграла Анна в освобождении из тюрьмы Томаса Патмора, пастора-евангелиста из местечка Мач-Хэдем в Хартфордшире40. Уильям Латимер рассказывает о том, как французская аристократка, некая «госпожа Мэри», вынужденная бежать в Лондон по религиозным убеждениям, была настолько тепло принята Анной, что, по ее собственному признанию, изгнание дало ей больше, чем пребывание на родине. Анна также была готова дать прибежище немецкому протестантскому реформатору и педагогу Иоганнесу Штурму, известному своим умом и «большой скромностью», однако он не принял ее предложения41. В мае 1534 года она вступилась за Ричарда Хармана, который по настоянию Уолси был исключен из торговой компании купцов-авантюристов за то, что привозил Саймону Фишу экземпляры Нового Завета Тиндейла. В письмах Кромвелю с ее личной печатью она требует восстановить его членство в компании и разрешить вернуться на родину «как можно скорее, в чем ему следует оказать всевозможное содействие»42.
В марте 1534 года Анна способствовала освобождению из тюрьмы Николя Бурбона, еще одного реформатора и поэта, бывшего наставника дочери Маргариты Ангулемской, Жанны. За эпиграммы, которые он сочинял в адрес инквизиторов Сорбонны, его отправили в тюрьму, а на все его имущество, включая ручного соловья, был наложен арест. Бурбон приписывал свое освобождение вмешательству Франциска, однако из некоторых его записей следует, что инициатива все-таки принадлежала Анне43. После освобождения он уехал в Лондон, где Анна поселила его сначала у Уильяма Баттса, а позже
