десятизимии с осведомленностью такого толка особых проблем не было. Хотя, конечно, вольностей никто не позволял. И Кора с трудом могла осознать, что, вообще-то, она очень хочет «это», но признаться в таком было непросто. Пока она только переступила черту поцелуев, а что за ней?..

– Я не спрашивал, уместно или нет, мое сокровище, – мягко улыбнулся Аконит, – я спросил, хочешь ли ты.

Кора села, вытирая вспотевшие ладони о плед. Она опустила взгляд, опасаясь смотреть на Аконита. Но он приподнял ее голову за подбородок и нежно, почти невесомо, поцеловал, сразу отстраняясь. Кора облизнула губы, на которых остался привкус сладковатого табака и чая с бергамотом. Сердце зачастило, стало еще жарче, будто мало летнего зноя. Внутри закипали чувства.

Подняв руку, Кора осторожно отвела в сторону упавшие на лицо белые прядки, чтобы видеть посветлевшие зрачки. Кончиками пальцев скользнула по тонкому шраму прямо на горбинке носа, очертила приоткрытый рот Аконита, который замер не дыша.

Он позволял Коре тягуче медленно продлевать общее напряжение, позволял ей самой решать, что делать. И она касалась его кожи, вела по шее, от кадыка, к раскрытому воротнику и ключицам, пока рука не наткнулась на застегнутую пуговицу.

Внутри Коры разливалось предвкушение, которое стало невыносимо терпеть. Поддавшись чувствам, она потянулась к Акониту, отстраненно поразившись собственной смелости, с которой ее язык скользнул в его рот. Один поцелуй перерос во второй, в третий…

Все смешалось, мир вокруг перестал существовать, осталось только чужое твердое горячее тело, крепкие руки, скользнувшие под юбку, чтобы крепче сжать бедра, и влажные губы, которые холодил едва заметный ветерок. Кора запустила пальцы в волосы Аконита, держа его затылок. Она с трудом отрывалась от поцелуев, чтобы глотнуть воздуха. Кора даже не поняла, как и когда забралась на Аконита, когда ее плечи успели оголиться и когда его губы переместились ниже.

Касания становились смелее, и не известно, куда бы это привело, если бы Аконит вдруг не оторвался от ласк, глянув в сторону, чуть наклонив голову. Он тяжело и разочарованно вздохнул, уткнувшись носом в грудь Коры. Она заморгала быстро-быстро, возвращая себе толику разумности и стыда. А смущаться было чего: сидя верхом на Аконите, Кора прекрасно ощущала его возбуждение.

– Я слышу стук копыт, – буркнул наконец он. – Эмма возвращается.

Едва не свалившись в траву, Кора сползла с Аконита и вскочила, оправляя одежду и стараясь скрыть стеснение. Губы пекло от страстных поцелуев, а между ног все еще ныло, вызывая противоречивые желания: с одной стороны, хотелось закончить начатое, а с другой, сделать вид, что ничего не произошло, чтобы не умереть от стыда.

Аконит же лениво поднялся, поднимая и плед, а затем медленно пошел к лошадям, на ходу проводя рукой по волосам, которые тут же стали менее белыми. Наверняка на лице его вновь появилась борода, вернувшаяся с обликом Вульфа.

Эмма подъехала буквально через интер. Счастливая и немного раскрасневшаяся, но самое главное, не особенно внимательная, иначе мгновенно бы подметила помятый вид Коры.

– Устроили пикник? – радостно осведомилась Эмма, ожидая спутников.

– Д-да, – выпалила Кора, чуть покачнувшись. Аконит тут же оказался рядом, придерживая ее за талию.

– Мы только начали, – негромко заметил он.

Они вернулись домой вовремя, но Кора даже после ужина не могла окончательно сбросить с себя опьянение от чувств и поцелуев, то и дело цепляясь взглядом за голубые глаза, которые под иллюзией были выцветшими.

Уже вечером, после ванной Кора сидела за туалетным столиком, растирая крем по коже, а Эмма расчесывала ее волосы. Они остались наедине. Это ли не лучшее время для расспросов?

– Так куда ты ездила?

– В деревню, – Эмма улыбнулась в зеркало.

– Та-ак, – Кора не скрывала хитрую усмешку, – и что там? По лицу вижу, что что-то приятное.

– Ну… Вот как ты без меня будешь?

– В смысле?

– Ну, я же не навсегда тут. У меня своя жизнь… Муж там будет, дети…

– Ах вот куда ты клонишь! – Кора захихикала. – Жениха подыскала?

– Ой, ну прям уж… Так… Есть один… Он еще в прошлом году ухаживал за мной, но я его тогда отвергла.

– Почему?

– Нудный был.

– А теперь исправился? – Кора повернулась.

– Ну… Вроде того. – Эмма отложила расческу. – Все. Закончила. Могу идти?

– Нет! Ты что! Ты же даже не рассказала подробности! – возмутилась Кора. – Мы так давно нормально не болтали…

– Да, интересно почему?

– Потому что я гадкая девчонка, которая шатается по улицам и заводит знакомства с непонятными джентльменами.

– А этот ваш Джон мне сразу не понравился!

Что ж, Эмма действительно не слишком его жаловала, хотя проявляла больше милости из-за того, что это был первый мужчина, которым заинтересовалась ее мисс, а главное – ее подруга. Но теперь Вульф получал куда больше подозрений и неприязни как раз из-за Джона. Впрочем, ничего страшного, Акониту воздается за Аконита.

– Теперь это не важно, важно, что у тебя появился жених…

– Еще не жених. Так. Ухаживает. У него мать кухарка в Лоулэнд-хаусе. Он работал там лакеем, но теперь хочет податься в город. Учиться будет, – немного горделиво поделилась Эмма.

– Здорово! Я рада за тебя, но… Будь осторожна, все же…

– Мисс, ну кому ты рассказываешь? Я не так беспечна, как ты, а в случае чего так промеж ног заряжу, что его родители внуков никогда не дождутся!

Кора захихикала. Она с удовольствием просидела с Эммой до середины ночи, обсуждая недожениха, Стефана Фитсроя (потому что он тоже был недоженихом) и еще кучу вещей. Таких посиделок у них с Эммой не случалось уже полгода, так что для Коры эта беседа стала глотком свежего воздуха.

32. Ночь милосердна

Рэдвуд-парк оживал, крыло достраивалось, вся семья Нортвудов приходила в себя после потрясений столицы. Вдали от города не только воздух был свежее и трава зеленее, но еще тут было спокойно. Рецепт умиротворения складывался из шуршания ветвей, аромата ирисов, цоканья копыт, припекающей Инти и пушистых овец, пасущихся чуть дальше на холмах. Здесь все казалось нереальным, в том числе смерть Лотти, которая походила теперь на дурной сон. Рэдвуд-парк дарил утешение, ощущение островка спокойствия.

Особенно Кора любила вечера, когда начинался дождь. Становилось прохладнее и можно было вернуться к горячему чаю со свежей мятой и листьями смородины, а еще к книжным полкам в немного тусклом теплом свете. Это был один из таких дней. Эмма вновь отпросилась к своему недожениху по имени Оливер, а Кора согласилась ее прикрыть. Пришло время возвращать долги, и теперь Эмма сбегала, а ее мисс делала вид, что все в порядке и ее камеристка при ней.