золотой день конца лета ― такой день, который предназначен для беготни по лабиринту из живой изгороди, а не для похорон.

Но, черт побери, если я не счастлив, когда прах этого старого ублюдка опускают в землю. Если это правда, что у бессмертного Вудикса есть потайная дверь из подземного царства обратно в мир живых, я забаррикадирую ее стальными балками, чтобы Берольт Валверэй никогда не вернулся.

После того как все спустились из карет, леди Элеонора с презрением осматривает палатку с прохладительными напитками.

― Шампанское? Пирожные с грушей? Мой сын мертв. Это похороны или праздник?

― Почему не может быть и того, и другого? ― говорит Райан, учтиво протягивая ей бокал шампанского. ― В конце концов, нам есть что праздновать. Мои документы на коронацию почти готовы. Наши вещи уже упакованы и отправлены. Утром мы выезжаем в Старый Корос.

― Как замечательно, что ты нашел время, чтобы предать своего отца земле. ― Леди Элеонора откидывается на бархатную подушку, осушает бокал и приказывает слуге налить ей еще. Несмотря на мрачный юмор, она нервно ковыряет кутикулы. Ее морщинистые руки дрожат так сильно, что половина напитка попадает на платье.

Если бы у меня было сердце, я бы, наверное, пожалел старуху. Ведь это я помог покончить с жизнью ее сына. Но к гадюкам трудно испытывать сочувствие.

Прочистив горло, она бросает взгляд на Райана.

― Что с документами? Почему они еще не готовы?

― Пустяковая формальность. ― Райан поднимает подбородок, пока слуга пристегивает черную траурную ленту к его груди. ― Совет короля прислал поцелованного богом мастера крови, чтобы удостовериться в моем происхождении. Я велел ему присоединиться к нам здесь, чтобы не терять времени. ― Он лениво сверяется с карманными часами. ― Он должен прибыть после заупокойной молитвы.

Створки палатки откидываются, впуская золотистый солнечный свет. Сабина входит, пригибая голову, как будто у самого солнца выросли ноги. Она сияет в винно-красном платье из мягкого бархата. Бретели в виде золотых цепочек обнимают ее плечи и спускаются по рукам. Задрапированный лиф украшен звенящими золотыми жетонами, на каждом из которых оттиснута печать монет Попелина ― герб Валверэев. Она ― ходячая демонстрация богатства Валверэя.

Ни насыщенный цвет платья, ни черный траурный поясок, опоясывающий ее талию, не могут затмить свет, исходящий от нее.

― Священник готов, ― объявляет она.

Для всех остальных она должна выглядеть образцом покорности Валверэям, увешанная золотыми жетонами и цепями. Но для меня? Осознание того, что именно моя коварная дикая кошка лишила жизни лорда Берольта, творит с моей нижней половиной непристойные вещи.

Церемония благословенно коротка. Пока священник рассказывает о росте и влиянии Берольта, теплый ветерок колышет листву, пахнет сырой землей и минералами. Боль пронзает мою грудь.

Боги, как же я скучаю по лесу.

Здесь я всегда буду чувствовать себя как дома. Здесь виды и запахи не атакуют мои чувства, как в шумной таверне, где кто-то только что предложил всем выпить по кружке. Здесь, на природе, все органично, как и должно быть. Запахи находятся в равновесии. Звуки образуют тихую симфонию.

У меня замирает сердце при мысли о том, какой будет жизнь в Старом Коросе. В десять раз больше людей ― и их грехов, ― чем в Дюрене.

Но быть рядом с Сабиной?

Я бы маршировал на чертовом параде богов по праздничному рынку три раза в день.

― Бабушка, окажи честь. ― Райан протягивает леди Элеоноре позолоченную шкатулку с прахом Берольта.

Сжимая руку Райана, она шатко ступает по пандусу к погребальной яме. Несмотря на все усилия Райана, ее расшитая бисером юбка путается, грозя привести к падению.

Я спрыгиваю в яму, поддерживая ее за хрупкую руку.

― Осторожно, леди Элеонора. ― Я склоняю голову.

Она с гримасой вырывает руку из моей хватки.

― Ты! Нет, нет. Мне ничего от тебя не нужно.

Я чувствую горечь во рту. Мне приходится бороться за то, чтобы не закатить глаза. Впрочем, ее презрение вряд ли удивительно. Старая ворона всегда презирала меня.

― Я держу ее, Вульф, ― говорит Райан.

Зачесав волосы назад, я вылезаю и занимаю место рядом с Сабиной ― на волос ближе, чем следовало бы.

Моя кожа болит от непреодолимого желания обнять ее. Я нахожусь в нескольких дюймах, но расстояние кажется непреодолимым. Все, что я могу сделать, ― это смотреть вперед, пока каждый из членов семьи Валверэй бросает горсть ольховых веток в могилу Берольта, а затем отступает назад, чтобы слуги могли засыпать яму землей. Мой взгляд все время тянется к ней, как мотылек к пламени, хотя знает, что сгорит.

Я улавливаю вибрацию ее пульса, который бьется все сильнее, и под который я мог бы засыпать каждую ночь. Она бросает на меня взгляд, и звук взмаха ее ресниц напоминает трепетание крыльев.

Когда мы возвращаемся, перед шатром останавливается карета, украшенная королевским гербом. Из нее выходит пожилой мужчина в белой форме лекаря. Его воротничок выполнен в форме полумесяца, чтобы обнажить родимое пятно крестного поцелуя.

Он кланяется Райану, сжимая в руках кожаный саквояж.

― Верховный лорд Райан. ― Затем он кланяется Сабине. ― Леди Сабина. Я прошу прощения, что прервал вашу церемонию, чтобы провести тест, но, как я понимаю, ваш отъезд завтра.

― Да, да. ― Райан отправляет в рот круглую виноградину. ― Спасибо, что прибыли сюда, боюсь, время не терпит. В Астаньоне уже слишком много недель трон остается незанятым.

― Именно так, милорд. ― Лекарь ставит саквояж на низкий столик и открывает замок. ― Осталось лишь подтвердить вашу кровную связь с покойным королем Йорууном. Мой дар позволяет мне определять происхождение по крови, а также различные заболевания. Мне понадобится лишь небольшой пузырек.

― Осуши меня до дна, если это означает, что я надену корону. ― Райан ухмыляется, закатывая рукав до локтя. Целитель готовит большую полую иглу толщиной с перо писца.

― Подождите! Положите это, я приказываю! ― Леди Элеонора бросается вперед, чтобы вырвать иглу у лекаря. Ее лицо выражает