Иренеус хрипло засмеялся, закрыв ладонями лицо.

— Я убил его! — закричал он. — Я убивал столько людей! Тысячи! Нет, миллионы! Но я не разу не убивал другого дракона, и мне было интересно, как это будет, но, когда он перестал дышать, а его плоть запахла смертью, я сразу понял, в тот же миг, что это была ошибка. Я… я хотел все изменить, исправить, но все уже было кончено. Его кровь и плоть, сворачивалась, соединяясь с кровью пролитой мной и Цицелией в той битве. Рождалось новое яйцо, и это значило, что Амори умер.

Глава 43. Слезы и пионовый чай

— Амори умер, Амори умер! И это я его убил! Я! — Иренеус кричал и его голос становился все более неразборчивым.

Вскоре он уже орал без слов и в этом вопле гремела дрожь земли.

Больше всего Киру хотелось выбежать из хижины и нестись по лесу, не разбирая пути. Поднявшись на ноги, он оперся рукой об стол.

Иренеус выл, вцепившись себе в волосы. По его лицу, по полуоткрытым искривленным губам, текли потоки слез.

Кир никогда не мог смотреть ни на плачущих женщин, ни на рыдающих детей. Умытый слезами дракон и вовсе вселял в него ужас.

Словно не чувствуя себя, потеряв всякую власть над своим телом, он обогнув стол, подошел к Иренеусу и опустился подле него на скамью.

— Не корите себя, — сказал он. Собственный голос казался ему чужим. — Вы ни в чем не виновны. Это было много лет назад, когда вы были совсем юны, несчастны и одиноки. Никто не наставлял вас на верный путь. Любой поступил бы так, будь он на вашем месте.

Иренеус протяжно всхлипнул. Кир вложим ему в руку свой платок. Стянув, промокшую насквозь повязку, тот вытер мокрые глаза и громко высморкался.

— Вы слишком добры, я не заслуживаю вашего сострадания, — тихо сказал он. — Когда Амори умер, Цицелия тоже была едва жива. Она была сильно ранена и потеряла много крови. Вскоре ее тело покрылось коркой и она словно окаменела оставшись лежать там, где проходила битва. Я не знал до конца жива ли она, или это медленная агония, приближавшейся смерти. Капуцеры, наконец смогли подавить свои распри и собрать вместе кольца. После того, что случилось они начали бояться меня. Император приказал мне опуститься в самую глубокую пещеру под Лунным островом и больше, ни он ни последующие правители не призывали меня. Их страх был слишком велик, а для их целей вполне хватало Трехглавца… То есть Андроника. Находясь в пещере под Драконьим ложем, где его держали, мы слышали друг друга и могли разговаривать. Тогда я думал, что смогу быть рядом, поддерживать и наставлять его. В его голосах я слышал, переродившихся Амори, Цицелию и самого себя. Но я оказался слишком слаб. Не прошло и столетия, как я уснул. Мне так жаль, что я его предал, бросил, оставил одного… Какой же я жалкий…

Иренеус принялся всхлипывая рыдать, прижимая платок к носу.

Двигаясь сама по себе, словно вовсе ему не принадлежала, рука Кира легла ему на спину, так словно он пытался успокоить ребенка. Он, что-то говорил ему, утешая, и сам не знал откуда берутся слова.

Скребя когтями по дереву, пес забрался на скамью и начал лизать лицо и руки своего хозяина. Иренеус его обнял, уткнувшись лицом ему в шею.

Когда он немного успокоился, Кир подбросил хворост в очаг и, набрав в чайник воды из бочки, стоявшей в углу, подвесил его греться. Заварив по новой чай, он подлил его в кружку Иренеуса.

— Вот попейте, — сказал Кир.

Себе он тоже налил чаю. Он, наконец, вновь мог управлять своим телом, но ощущение бессилия и того, что он смотрит на все со стороны до сих пор его пугало.

Иренеус громко отпил чай.

— Простите, мне не следовало все это вываливать на вас, — сказал он, сжимая в руках кружку. — Но все это так зудело, давило, мешало внутри, я все сдерживал, пытался погасить, а оно вывалилось наружу, как лава. Но теперь мне лучше, правда.

Кир сидел напротив, не зная, что сказать.

— Не переживайте, все в порядке, — сами собой произнесли его губы.

— Ой, ну слава семи сестрам! — Иренеус широко улыбнулся. — Вы… вы наверно идите, у вас еще куча дел наверняка. И не переживайте, я не буду доставлять вам неудобств. Я так рад, что драконы теперь свободны, и живут в мире с людьми. Я не буду все рушить….

Уже стоя в дверях, Кир вспомнил зачем приходил.

— Простите, но могу я задать вам один вопрос? Последний…

Иренеус успел уйти за штору, туда где лежал набитый соломой тюфяк. Услышав его слова, он нервно обернулся.

— Да, конечно. Спрашивайте все, что хотите!

— Скажите, что вы думаете делать дальше?

— Дальше? — Иренеус почесал затылок. — Ой, я и не думал пока, что. Но знаете… Наверно, я хочу отправиться в путешествие. Морскому и небесному дракону с этим проще, они могут в любой миг поплыть или полететь, куда захотят. Чувствовать, дышать, ощущать всякое. Мне чуть сложнее. Земляной дракон либо лежит под толщей земли, либо поднимается на поверхность в каком-то одном месте. Я хотел бы узнать, как изменился мир, каким все стало пока я спал. Так, что, да, пожалуй, как придет весна, отправлюсь странствовать, — заключил он.

Опустившись на тюфяк, Иренеус принялся взбивать подушки. К нему тут же забрался его пес, и принялся моститься рядом.

Кир похолодел. Идея о бродящем по Империи беспризорном драконе по прежнему ему не нравилось, но, похоже, он мало, что мог с этим сделать.

— А как же… как же госпожа Цицилия, и его величество? Разве после столь долгой разлуки вы не захотите оставаться с ними рядом?

— Ой, ну мы же драконы, а не люди. Нам не так уж важно быть все время вместе, да и если они захотят то в любое мгновение смогут со мной увидеться. Приплыть или прилететь быстренько им не составит трудности. Прикройте, пожалуйста, за собой дверь, генерал, чтобы не впускать сквозняк.

Белый дракон повалился на тюфяк, и обняв одной рукой пса, второй махнул Киру, показывая, что разговор окончен.

После теплой духоты хижины выйти на свежий морозный воздух было приятно. Кир глубоко вздохнул, успокаиваясь. Его сердце все еще билось, словно птица, пойманная в силки.

Оглянувшись, он увидел не менее нескольких десятков служителей, бродивших возле холма. У одних в руках были корзины, будто они собирали травы или