полностью совпадают с описанием, данным великим каталонцем Р. Льюлем в «Книге о рыцарском сословии». При этом в каталонском тексте отсутствуют упоминания о клятве на мече (5) и особом обряде снятия меча[1272]. Эти различия не должны удивлять: абсолютного единообразия не было и в реальности.

Разумеется, количество источников, содержащих развернутые описания ритуала посвящения в рыцари, невелико. Даже когда речь шла об особах королевской крови, авторы, подчеркивая важность события как такового, не вдавались в детали. Так, юристы — составители «Королевского фуэро» Альфонсо X, обозначая год его издания (1255), заключили соответствующую фразу замечанием: «…то был год, когда Эдуард, старший сын и наследник Генриха, короля Англии, получил в Бургосе посвящение в рыцари от вышеназванного короля дона Альфонсо»[1273]. Таким образом, едва ли не единственным подходящим источником оказываются хроники, причем интересующие нас описания касаются исключительно (или почти исключительно) случаев посвящения в рыцари монархов, да и то лишь тогда, когда посвящению предшествовали особые обстоятельства.

В качестве примера можно привести два эпизода из «Первой всеобщей хроники». Здесь подробно описано посвящение в рыцари короля Фернандо III. И совсем не случайно: его приход к власти в 1217 г. сопровождался чрезвычайными обстоятельствами. После кратковременного правления мальчика-короля Энрике I (1214–1217) королевство Кастилия осталось без законного наследника, и власть должна была перейти к ближайшему родственнику покойного короля — Альфонсо IX, правителю Леона (1188–1230), женатому вторым браком на старшей сестре покойного, Беренгеле. Однако кастильская знать, не желавшая подчиняться леонцам, которых никогда не считала равными себе, предложила принять корону самой Беренгеле. Она же приняла решение отказаться от престола в пользу своего сына инфанта Фернандо. Следует также учесть, что брак Беренгелы и Альфонсо IX никогда не признавался полностью легитимным в силу близости родства супругов (отец жены и его леонский зять являлись двоюродными братьями), что встретило противодействие со стороны Римской курии.

Однако Беренгеле удалось добиться поддержки прав ее сына со стороны подавляющей части кастильской знати и главных городов. Теперь оставалось лишь признать инфанта совершеннолетним. Довольно быстро согласовали вопрос о его браке: в супруги была избрана Беатриса — дочь Филиппа Швабского, сына «нового Константина» Фридриха II Гогенштауфена (1196–1250). В 1220 г. он провозгласил себя императором, а своего отпрыска — королем римлян. Кроме того, мать невесты — Мария Корсак — являлась дочерью византийского императора Исаака II Ангела (1185–1195, 1203–1204). Хронисты особо отмечают все эти факты не случайно: такой брак придавал достаточный авторитет власти кастильского инфанта[1274]. Невесту с почетом препроводили в Бургос. Теперь Фернандо оставалось только стать рыцарем, что и было сделано накануне свадьбы.

Сохранилось три описания церемонии — два латинских (в анонимной «Латинской хронике королей Кастилии» (1236 г.), а также хронике Р. Хименеса де Рада (1243 г.)) и одно старокастильское в «Первой всеобщей хронике», восходящее к последнему из латинских прототипов. В любом случае все они не противоречат друг другу. Везде сроком проведения церемонии указано время за три дня до праздника Св. Андрея, местом — женский цистерцианский монастырь в Лас-Уэльгас, недалеко от Бургоса. Ритуал проводил епископ Бургосский дон Маурсио. Отслужив торжественную мессу, он возложил оружие короля на алтарь, благословил и освятил его. Затем Фернадно, взяв меч с алтаря, опоясал им себя, а королева-мать, донья Беренгела, расстегнула и сняла с него пояс. Отмечу, что последнюю деталь упоминает только Р. Химерес де Рада, присутствовавший на церемонии, а также ориентировавшиеся на его текст составители «Первой всеобщей хроники»[1275].

Черты сходства с соответствующим описанием, данным в «Партидах», очевидны, вплоть до ритуала торжественного снятия пояса. Странным выглядит лишь факт личного опоясывания мечом. Но и он находит объяснение, если учесть общий контекст церемонии: ведь она являлась неотъемлемым элементом комплекса мероприятий, призванного узаконить занятие престола доном Фернандо. В этом смысле весьма красноречивым выглядит сопоставление изложенного с актом посвящения в рыцари отца Фернандо, короля Леона Альфонсо IX.

В моем распоряжении находятся три описания этого акта (автор «Всемирной хроники» (1236 г.) Лука, дьякон из Леона, а затем епископ Туйский (Галисия), явно настроенный пролеонски, о нем умалчивает). Соответственно, речь идет о двух независимых латинских версиях (в анонимной «Латинской хронике королей Кастилии» и хронике Р. Хименеса де Рада), а также одной старокастильской (в «Первой всеобщей хронике»), восходящей к последней, но не соответствующей ей полностью. Тем не менее различия, как и в предыдущем случае, прослеживаются лишь во второстепенных деталях.

Аноним сообщает, что во время проведения курии в Каррионе (1188 г.)[1276] только что взошедший на престол король Леона Альфонсо IX явился туда и в церкви Св. Зоила был посвящен в рыцари («препоясан мечом») кастильским монархом Альфонсо VIII (1158–1214), после чего тут же, поцеловав ему руку, в присутствии аристократов из Галисии, Леона и Кастилии признал себя вассалом посвятившего[1277]. Родриго Толедский местом посвящения называет курию и в дополнение к сказанному отмечает, что в то же время в рыцари был посвящен также и младший сын Фридриха Барбароссы Конрад Гогештауфен (будущий рейнский пфальцграф; он прибыл для сватовства к старшей дочери кастильского короля — Беренгеле), причем посвящение произошло согласно тому же ритуалу — «similiter». Наконец, старокастильская версия того же рассказа выглядит несколько более обстоятельной: ее авторы не только сообщают о ритуале, но и считают нужным специально оговорить его смысл (в общем-то и без того вполне понятный) («…и надел этот король дон Альфонсо Кастильский рыцарский пояс на дона Альфонсо Леонского, своего двоюродного брата, и вооружил его, и сделал его рыцарем»)[1278].

Склонность к уточнениям (порой даже излишним и тяжеловесным) характерна для ранней старокастильской прозы, с ее еще незрелой стилистикой[1279]. Впрочем, в данном случае эта особенность является для историка скорее плюсом, чем минусом. Становится понятным, во-первых, что «самопосвящение» в рыцари Фернандо III отнюдь не было правилом, а во-вторых, что посвящение в рыцари тесно сопрягалось со вступлением в отношения вассалитета. Последнее представляется наиболее важным, и не только потому, что объясняет сознательное нежелание молодого короля Фернандо III уклониться от вассальных обязательств (вспомним, что в системе рыцарского воспитания посвящение в рыцари было естественным шагом в отношениях воспитателя-сеньора и воспитанника как потенциального вассала).

Для местных рыцарей равнозначность актов посвящения и вступления в отношения вассалитета была, по-видимому, общей нормой[1280]. Во всяком случае, в той части разобранной ранее привилегии Альфонсо X (1264 г.), которая обращена к куэльярским рыцарям, король предоставляет дополнительные права тем из них, кто приняли посвящение от него и от его инфанта-наследника и, следовательно, стали их вассалами[1281]. О том же, пусть и без непосредственного