Почему же так происходит, что младенцы справляются с имплицитными заданиями, а дети до четырех лет - с эксплицитными вербальными заданиями? У PFP есть ответ: вербальные тесты ставят перед испытуемыми головоломку и вызывают системы рассуждений, которые не должны включаться, когда человек просто предвидит поведение в реальной ситуации. Вопрос "Где Макси собирается искать свой шоколад?" ставит перед детьми задачу, которую они должны решить. Важное различие между имплицитными заданиями, включая задание на активную помощь Буттельмана и др. (2009), с одной стороны, и заданием Макси - с другой, заключается в том, что первое задание предполагает действие, а второе - участие в акте благотворительности, чтобы выяснить, как бы поступил разумный человек в подобной ситуации. Явные задания сродни поиску оправдания.

Делать вывод о том, что обезьяны действительно участвуют в рассуждениях об убеждениях, преждевременно, но также преждевременно было бы делать вывод о том, что они этого не делают. Во-первых, нам необходимо более четко определить, что мы подразумеваем под атрибуцией убеждений. Во-вторых, учитывая, что людям потребовалось 40 лет поисков, чтобы найти доказательства того, что шимпанзе могут отслеживать поведение на основе ложных убеждений, нам не следует слишком торопиться судить о неспособности, особенно, поскольку мы даже не начали искать доказательства того, что приматы объясняют поведение в терминах несоответствующих репрезентативных состояний. Все это время мы искали доказательства того, что обезьяны рассуждают с помощью убеждений, совсем не в тех местах (Andrews 2005). Возможно, теперь, зная, что обезьяны могут делать предсказания, которые отслеживают чьи-то ложные убеждения, мы сможем начать изучать другие виды поведения, связанные с убеждениями; и тогда, имея в руках определенную теорию убеждений, мы сможем сказать, действительно ли у обезьян есть понятие убеждений и используют ли они его для объяснения странных поступков, которые иногда совершают их друзья и семьи.

Глава 25. Отслеживание и представление психических состояний других людей

Стивен А. Баттерфилл

Введение

Мало что имеет большее значение, чем психическое состояние тех, кто находится рядом. Их неведение определяет пределы сотрудничества и открывает возможности для конкуренции. (Если она видела, где вы спрятали мучных червей, она украдет их, когда вас не будет, и вы останетесь без завтрака. И вы не получите виноград, если он услышит, как вы прокрадываетесь мимо.) То, что чувствуют, видят и знают другие люди, также может дать информацию о событиях, которые вам не известны. Поэтому неудивительно, что способность отслеживать психическое состояние других людей широко распространена. Многие животные, включая скребковых соек (Clayton, Dally and Emery 2007), ворон (Bugnyar, Reber and Buckner 2016), коз (Kaminski, Call and Tomasello 2006), собак (Kaminski et al. 2009), кольцехвостых лемуров (Sandel, MacLean and Hare 2011), обезьян (Hattori, Kuroshima and Fujita 2009) и шимпанзе (Karg et al. 2015), достоверно изменяют свои действия таким образом, который соответствует фактам о психическом состоянии других. Что лежит в основе таких способностей к отслеживанию психических состояний других людей?

Существует довольно широко распространенный ответ. Как и у людей, так и у других животных: способность отслеживать ментальные состояния других людей подкрепляется репрезентациями этих ментальных состояний. Некоторые люди менее уверены в лемурах или обезьянах, чем в шимпанзе, возможно, отчасти потому, что способности этих животных к отслеживанию ментальных состояний других людей кажутся менее гибкими (например, Burkart and Heschl 2007). Другие предупреждают, что в настоящее время нет достаточных доказательств того, что нечеловеческие животные когда-либо представляли ментальные состояния других людей (например, Whiten 2013). Но в целом мнение о том, что способность отслеживать ментальные состояния других людей подкрепляется репрезентациями этих ментальных состояний, поддерживается многими из тех, кто цитировался выше, по крайней мере, для некоторых нечеловеческих животных.

Простой ответ покажется неизбежным, если мы предположим, что отслеживание ментальных состояний других людей должно, по логике вещей, включать в себя представление ментальных состояний других людей. Но это предположение неверно. Сравните представление ментального состояния с его отслеживанием. Если вы отслеживаете чье-то ментальное состояние (например, веру в то, что за этим камнем есть еда), значит, в вас происходит процесс, который неслучайным образом зависит от того, есть ли у нее это ментальное состояние. Репрезентация ментальных состояний - это один, но не единственный способ их отслеживания. В принципе, можно отслеживать ментальные состояния и без их репрезентации. Например, в определенных пределах можно отслеживать то, что визуально представляет другой человек, представляя только линию его зрения. Более сложные иллюстрации того, как в принципе можно отслеживать ментальные состояния, не представляя их, имеются в изобилии (например, Buckner 2014, p. 571f). На самом деле во многих экспериментах измеряется, могут ли определенные испытуемые отслеживать ментальные состояния: вопрос заключается в том, отражаются ли изменения в том, что видит, во что верит или чего желает другой, на выборе испытуемым маршрута, поведении в кэшировании или предвосхищающем взгляде (скажем). Безусловно, можно сделать вывод о том, что представлено, наблюдая за тем, что отслеживается. Но такие умозаключения никогда не бывают просто логическими. Чтобы узнать, что лежит в основе способности отслеживать психические состояния других людей, нам придется оценить конкурирующие гипотезы. Осознав это, мы сразу же сталкиваемся с двумя требованиями. Первое требование - теоретически последовательная, эмпирически мотивированная и легко проверяемая гипотеза, согласно которой отслеживание ментальных состояний не предполагает представления ментальных состояний. Это требование в настоящее время не выполнено (Halina 2015, p. 486; Heyes 2015, p. 322) и, как утверждается в следующем разделе, его удивительно трудно выполнить.

Чистое чтение поведения: изгнать демона

Чистое чтение поведения - это процесс отслеживания поведения других людей, включая их будущее поведение, независимо от знания или убеждений об их ментальных состояниях. Могут ли исследования чистого чтения поведения предложить гипотезы, в которых отслеживание ментальных состояний не связано с представлением ментальных состояний?

Противопоставьте два подхода к теории чтения поведения. Один фокусируется на бихевиористском аналоге демона Лапласа. Демон, читающий поведение, обладает неограниченными когнитивными способностями, прекрасно знает историю и может концептуализировать поведение любым мыслимым способом. Хотя он слеп к ментальным состояниям, он может предсказывать будущее поведение других людей, по крайней мере, так же хорошо, как любой читатель мыслей (Andrews 2005, p. 528; Halina 2015, p. 483f). Обращение к демону, читающему поведение, наглядно демонстрирует, что существование способностей отслеживать ментальные состояния других людей не влечет за собой логического представления ментальных состояний. Но демон чтения поведения малопригоден, когда речь идет о создании проверяемых гипотез. Даже самая строгая строгость не требует исключения возможности того, что