году: "Есть ли у шимпанзе теория разума?". Этим вопросом они хотели узнать, делают ли шимпанзе то, что, по их предположению, делаем мы, а именно: приписывают себе убеждения и желания, чтобы предсказать поведение. Эта способность известна как чтение мыслей или теория разума. Через 30 лет после того, как шимпанзе провалили все тесты, которые мы им задавали, некоторые исследователи пришли к выводу, что шимпанзе, вероятно, не рассуждают об убеждениях (Call and Tomasello 2008). Десять лет спустя те же исследователи вошли в состав группы, которая изменила свое мнение: "Наши результаты, в согласии с существующими данными, свидетельствуют о том, что обезьяны решили задачу, приписав актеру ложное убеждение, что опровергает мнение о том, что способность приписывать реальности несоответствующие ментальные состояния характерна только для людей" (Krupenye et al. 2016).

Утверждение о том, что прохождение задания на ложное убеждение является доказательством приписывания ложного убеждения, требует критического анализа. Во-первых, не существует единого мнения о том, что включает в себя приписывание убеждений, учитывая отсутствие согласия относительно природы убеждений. И, учитывая, что мы не наблюдаем непосредственно, как кто-то приписывает убеждения, а делаем вывод из поведения, мы должны рассмотреть альтернативные объяснения такого поведения. Однако все типичные альтернативные объяснения сводятся к тому, что обезьяны не являются менталистами. Есть все основания полагать, что обезьяны - менталисты, которые воспринимают других обезьян и других животных как интенциональных агентов. Тем не менее, они не могут быть менталистами, приписывающими себе убеждения.

Я утверждаю, что прежде чем признать, что обезьяны приписывают ложные убеждения, нам нужно уточнить, что именно участвует в приписывании убеждений, и рассмотреть другие менталистские гипотезы о том, как это может происходить у обезьян. Это не означает, что шимпанзе не понимают ложные убеждения так же, как мы. Напротив, может оказаться, что мы понимаем ложные убеждения во многом так же, как шимпанзе.

 

Сорок лет испытаний на ложную веру

Премак и Вудрафф (Premack and Woodruff, 1978) выяснили, может ли 14-летняя шимпанзе по имени Сара приписывать человеческому актеру душевные состояния, чтобы предсказать, что он будет делать дальше. Они попросили Сару посмотреть видео, на котором человек пытается достичь цели, например, согреть холодную комнату обогревателем или открыть дверь. Сару попросили указать цель человека, выбрав на сайте фотографию предмета, который понадобится человеку для достижения цели, например, ключ, чтобы открыть дверь. Сара решила эти задачи (за исключением тех, которые ей не нравились; она была склонна выбирать бесполезный предмет, когда на видео был изображен ее враг). Премак и Вудрафф пришли к выводу, что Сара понимала, что у человека-актера есть определенное намерение, и приписывала ему намерение и знание (или желание и убеждение).

Критиков это не убедило. Сара могла бы решить эту задачу, используя простую форму ассоциативного рассуждения, связав спичку с обогревателем, а ключ с дверью, не задумываясь о психических состояниях действующего лица. Чтобы избежать этого простого ассоциативного объяснения поведения Сары, Дэниел Деннетт (1978), Джонатан Беннетт (1978) и Гилберт Харман (1978) предложили альтернативный эксперимент, основанный на вопросе, могут ли шимпанзе думать, что другие имеют ложные убеждения. Если человек ложно верит, что две вещи идут вместе, то простая ассоциация не позволит испытуемому предсказать, как он будет действовать, потому что на самом деле эти две вещи не идут вместе. Вместо этого, чтобы предсказать действия ложно верящего человека, субъекту придется рассмотреть, как он видит мир. Если мы примем, что убеждения и желания вместе вызывают поведение, и что убеждения и желания являются пропозициональными установками - репрезентативными состояниями, состоящими из отношения к пропозиции, которая может быть истинной или ложной, - тогда, чтобы предсказать чье-то поведение на основе ложных убеждений, можно приписать объекту ложное убеждение вместе с желанием. Например, если мы можем сказать, что Шарин верит, что ключ откроет дверь, и что она желает открыть дверь, мы можем предсказать, что Шарин вставит ключ в замок двери, даже если мы знаем, что ключ не подходит к замку.

Эта идея привела к задаче на ложное убеждение с перемещенным объектом, которая стала стандартным средством проверки рассуждений об убеждениях у детей (Wimmer and Perner 1983). Вариант выглядит следующим образом: дети смотрят кукольное представление, в котором Макси прячет кусочек шоколада, а затем выходит из комнаты. Пока Макси нет, его мама находит шоколад и перекладывает его в другое место. Затем Макси возвращается за шоколадом. Рассказ останавливается, и детей спрашивают, куда Макси пойдет искать свой шоколад. Дети, которые предсказывают, что Макси будет искать шоколад там, где он его оставил, проходят тест. Дети, предсказавшие, что Макси будет искать шоколад там, где он на самом деле находится, проваливают тест. Прохождение теста интерпретируется как способность рассуждать об убеждениях.

В то время как человеческие дети справляются с этой задачей в возрасте от четырех до пяти лет (Wellman et al. 2001), а человеческие младенцы, похоже, справляются с невербальной версией задачи в первые два года жизни (например, Buttelmann et al. 2015; Onishi and Baillargeon 2005; Southgate et al. 2007), шимпанзе не справились со многими версиями этой задачи, которые давались на протяжении многих лет. В одном из них шимпанзе узнали, что коммуникатор может видеть, в какую из двух коробок прятальщик положил пищевое вознаграждение, хотя сами шимпанзе не могли этого видеть (Call and Tomasello 1999). После того как прячущий клал еду, коммуникатор отмечал коробку, в которой находилось лакомство, кладя на нее жетон. Затем у шимпанзе была возможность выбрать одну коробку и получить ее содержимое. Когда шимпанзе справились с этим заданием, им дали задание на ложное убеждение. Ситуация начиналась так же, но после того, как укрыватель клал лакомство, коммуникатор выходил из комнаты; пока ее не было, укрыватель менял местами две коробки, которые были идентичны по внешнему виду. Когда коммуникатор вернулась, она отметила коробку, стоящую на месте первоначального размещения лакомства, которая, как она не знала, была пуста. Шимпанзе, как и четырехлетние дети, не справились с этим тестом. Пятилетние дети, однако, прошли его. Несмотря на попытки изменить структуру задания, заставив шимпанзе соревноваться с человеком (Krachun et al. 2009) или с другим шимпанзе (Kaminski et al. 2008), а также устранив как кооперативные, так и соревновательные аспекты (Krachun et al. 2010), эти изменения не привели к появлению ложных убеждений.

Общим для всех этих попыток было использование пищи для мотивации шимпанзе к отслеживанию поведения, связанного с ложными убеждениями. Экспериментальный материал, который в итоге побудил шимпанзе обратить внимание на ложные убеждения, не имел ничего общего с едой (Krupenye et al. 2016). В истории, которую