чую - дым. Хотел крикнуть "горит!", но только дым стоял такой, что я своим криком поперхнулся. Мы с женой младших детей похватали, и, в чём были, на двор выскочили. А дед наш старый чуть не задохнулся, пока выбирался. Даже не знаю, как я сумел вернулся, чтоб ему помочь. Я старика еле нашёл в дыму-то, а жена вынесла иконы. Вот и всё, что спасли. Мы с Гицэ, это моего старшего сына так звать, пытались добро вытаскивать, да куда там! Схватили только овечьи тулупы, и то хорошо, потому что зима была. А больше ничего не успели. Дым повалил совсем густой...

- Как из адского пекла дым! - опять встрял надтреснутый голос. - А этим разбойникам и разорителям, хорошо бы нюхнуть, как адово пекло воняет! Ух, нанюхаются они этого смраду в своё время! Ух, нанюхаются!

Как и в прошлый раз, государь оставил стороннюю ругань без внимания:

- А соседи твои как связаны с пожаром? - спросил он.

- А так, что жена кинулась их звать на подмогу, - отвечал Хория. - Ну, они прибежали быстро. Давай воду таскать, в окна плескали, на крышу. Я даже подумал: "Может, успеем залить, пока не разгорелось". И тут дым пошёл сквозь крышу! Жена заголосила...

- А крыша у вас была из дранки? - спросил князь.

- Из драки, - кивнул крестьянин. - Из дранки. В нашей деревне она у всех из дранки. Но не в этом дело, а в том, что мы с Гицэ стали повыше водой плескать, чтоб не вспыхнуло, и тут видим - соседи-то наши стоят и в затылках чешут. "Кабы на наши дворы не перекинулось", - говорят. Я им кричу: "Так нет ещё огня-то!" А соседи не слушают. Привязали верёвку к одной из стропилин, дёрнули, ну и вся наша крыша внутрь дома провалилась.

- И чем дело кончилось? - спросил Влад.

- Пепелищем дело кончилось, - вздохнул Хория. - Когда крыша упала, так внутри дома почти сразу всё вспыхнуло. За полчаса прогорело. Ничего не осталось. Что было в доме, всё превратилось в пепел, а что не сгорело, то оплавилось.

- Хуже всяких поганцев такие соседи! Волки-разорители! Ух, дьяволово семя! Ведьма им мать! - опять раздался всё тот же старческий голос.

Теперь Влад не выдержал и глянул в ту сторону, откуда доносилась ругань. Она доносилась откуда-то с правого краю толпы. Любитель сквернословить находился совсем близко. Казалось удивительным, что его до сих пор не вытолкали вперёд.

Хория, проследив за взглядом князя, тяжело вздохнул и опять сделал жалобное лицо. Пятеро крестьян, с которыми жалобщик решил судиться, смотрели в ту же сторону, что и князь.

- Язва вас забери! - всё никак не унимался загадочный сквернослов. - Ишь уставились! Я ж знаю, я вам всем как соль в глазу! Ждёте всё, когда помру? Ух, дьяволово семя!

Владу вдруг вспомнилась поговорка: "Помяни дьявола, и он тут как тут". "Наверное, дьявол, как только слышит своё имя, сказанное громко и без опаски, сразу загорается любопытством, - подумал князь. - Нечистому интересно, кто же там такой смелый. Вдобавок бранное слово, сказанное умеючи, завораживает, прямо как хорошая музыка. Вот дьявол и бежит на эти звуки. Бежит почти против воли, потому что он, подобно человеку, большой грешник, а безмерное любопытство - один из грехов".

Влад подумал так, потому что змей-дракон, по-прежнему находившийся возле ног хозяйского коня, весь извёлся. Тварь привставала на задние лапы, затем начинала метаться вправо влево, а затем снова привставала - будто собака, которая слышит, как где-то рядом начинается свара, но поучаствовать в этой сваре нельзя, потому что хозяин не отпускает.

Между тем Влад тоже чувствовал странное, жгучее любопытство:

- Эй, Тадеу, - обратился он к старосте. - Ты говоришь, что следишь здесь за порядком и усмиряешь забияк? Тогда почему я слышу сквернословие, которое мешает мне творить суд?

Тадеу нисколько не смутился от этого замечания, лишь преисполнился служебного рвения. Он поспешно поклонился и ринулся в толпу. Толпа заволновалась, люди, стоявшие в первых рядах, начали оборачиваться, а староста углублялся в неё всё дальше, немилосердно работая локтями, затем послышалось сердитое неразборчивое бормотание и громкие скрипучие возгласы в ответ:

- А что ж теперь, и на суде молчать!? Вот я правду и говорю!

- Веди этого сквернослова сюда, - громко приказал правитель.

- Сейчас он выйдет, государь! - крикнул в ответ Тадеу, затем толпа расступилась, и к государю вышел седой плешивый старик, которого заботливо поддерживала под локоть молодая женщина.

Поддерживать и впрямь требовалось, потому что старик имел обыкновение резко оглядываться через плечо, и не замечал, что в такие минуты палка, на которую он опирался, отрывалась от земли, а тело опасно кренилось назад. Брови его беспрестанно двигались, глаза смотрели пристально, но не задерживались ни на чём. Человек обиженно поджимал губы, но временами казалось, что это выражение неосознанное. Одежда выглядела опрятно, но опрятность, вне всякого сомнения, достигалась чужими стараниями.

- Зачем ты его привела? - полушёпотом спросил Хория, оглянувшись на молодую женщину.

- Я не приводила. Он сам, - также полушёпотом ответила та. - Мы в хате сидели, я стирать взялась, ненадолго отвернулась, и тут смотрю - его нет. Пошла искать, а он сюда пришёл. Я же не могла силой тащить его обратно. Думала, в сторонке постоим - ничего не будет.

- А что ж получается, мне и сказать нельзя? - громко спросил старик.

Пятеро крестьян, с которыми судился Хория, начали ухмыляться.

- А вы чего уставились? Ух, аспиды-зубоскальцы! - зашипел сквернослов.

Влад, кивнув на него, спросил:

- Хория, тот ли это дед, которого ты упоминал, рассказывая про пожарище?

- Да, - печально ответил крестьянин. - Это мой дед, он самый.

- Он тебе родич по отцу или по матери?

- По отцу.

- А отец твой где?

- Отец давно умер, - Хория вздохнул. - А дед вот до сих пор жив.

- Этого старого человека зовут Бросу Кукувя, - добавил староста, который только что выбрался из толпы обратно к князю. - Ты, государь, на него не сердись. Он сильно в годах и потому слегка повредился умом, но ведь за это не судят. А повоевать он всегда любил, сколько я его помню. Особенно любил деревенскую ребятню хворостиной гонять, чтоб не шумели. Он и