начали пятиться к барханам, рассыпались как горох по всему полю боя. Вот и сам Каджар, и Аббас-хан следом за ним, с несколькими всадниками, прижатые к барханам, развернули коней и бросились в бегство.

Все, кто стоял на крепостной стене, пришли в восторг.

— Махтумкули, теперь наступило ваше время, — сказал Студитский. — Каджар не должен уйти. Надо схватить его. С его арестом прекратятся все смуты на Мургабе.

Махтумкули, а за ним штабс-ротмистр Алиханов мгновенно спустились во двор крепости и через несколько минут уже мчались следом за Каджаром и жалкими остатками его двух сотен.

Кони английских слуг, с утра прошедшие немало верст и потрепанные в бою, тяжело скакали по пустыне и скрылись в прибрежных камышах. Вновь они показались на равнине такыра и снова исчезли в зарослях. Каджар, ловко сбивая с толку преследователей, уходил в сторону Персии. Только там он мог найти себе защиту: в Мерве не было силы, которая бы могла теперь поддержать его.

Студитский некоторое время смотрел вслед всадникам Махтумкули-хана, постепенно настигающим Каджара. Когда они скрылись из виду, а с поля боя возвратились победители — джигиты Бабахана и Майлыхана, — капитан сказал ханше:

— Гюльджемал, я думаю, английским приспешникам не удалось помешать нашему мирному делу.

— Господин капитан, — попросила ханша, — вы говорили о генерале Комарове, который, если потребуется, приедет в Мерв с отрядом. Теперь больше не с кем воевать: Каджар сбежал… Пошлите своего человека к генералу, скажите: Гюльджемал-ханум приглашает его на той.

— Разумно, ханум, — согласился Студитский и, поддерживая ее под руку, спустился во двор крепости.

XXXIV

В синее зимнее небо над Векиль-Базаром потянулся струйками дым от тамдыров и жаровен, запахло печеным чуреком и жареным бараньим мясом. Более пяти тысяч сельчан Мургабского оазиса съехались к векилям. На окраине села стояли караваны верблюдов, в загонах блеяли овцы, глухо рявкали огромные псы-волкодавы на съехавшийся люд. Возле крепости Гюльджемал-ханум и многочисленных войлочных кибиток, окружавших ее, гарцевали на ахалтекинских скакунах всадники. На открытых местах, поодаль от кибиток, дехкане мастерили площадки для игрищ. Там же, скучившись, готовились к состязаниям пальваны-борцы, наездники — участники скачек. Четыре хана и двадцать четыре старшины, собственно, вся знать и власть Мерва, съехались на чрезвычайный совет по случаю добровольного вхождения мервского народа в состав России. И еще не началось заседание, но над тысячными толпами дехкан витало редко произносимое слово — генеш. Да-да, генеш, ибо назревающее событие столь велико по своей зпачимости, что нельзя его называть привычным словом — маслахат. И первым пришел к такому выводу сам Ходжа-Мир-ишан — почтенный и старейший аксакал в оазисе, которого пригласили на совет. Тяжело опираясь на посох, в сопровождении ханов он прошел между кибиток, принимая от многочисленных дехкан приветствия, и, подойдя к воротам крепости, остановился и подождал, пока подойдет к нему Гюльджемал. Не роняя достоинства в глазах толпы, она, с гордой осанкой, приблизилась и чуть заметно поклонилась старцу, прижав руку к сердцу. Ходжа-Мир-ишан кивнул ей, поздоровался со стоящими рядом Махтумкули-ханом и русскими гостями, вновь повернулся к ханше:

— Дочка, люди говорят, ты на свой счет проводишь генеш?

— Да, яшули, так и есть. Да и разве можно что-то жалеть, когда решается судьба всего мервского народа?

— Молодец, дочка. Аллах зачтет твои благие намерения и помыслы. Все ли ханы приехали?

— Нет пока Каракули-хана, а Каджара совсем не будет. Он попытался расстроить генеш, убил нескольких наших джигитов и ускакал в пески. Вот Махтумкули и господин Алиханов пытались остановить его, да не догнали.

— Ничего, догоним еще, — со злостью пообещал Махтумкули. — Но, я думаю, мы можем провести генеш и без Каджара. И так понятно, что Каджар против того, чтобы мы шли в подданство к русскому царю.

— Я думаю, господа, Каджар не сможет вам помешать в добром деле, — сказал Студитский. — Не ждите также Каракули-хана — он тоже не приедет, но по иной причине. Впрочем, об этом вам скажет господин Алиханов, ему официально поручено вести дела с Мервом.

Алиханов, в черном тельпеке и чекмене, с огромными черными усами, чуть ли не на голову выше других, кивнул Студитскому и перевел взгляд на Гюльджемал:

— Я думаю, самое время начинать совет. Ждать больше некого.

Поговорив еще немного, Гюльджемал и Ходжа-Мир-ишан, за ними все остальные съехавшиеся ханы и старшины медленно направились за аул, к огромной площадке, застланной коврами и паласами. Более трехсот человек расселись огромным кольцом. За ними сплошной стеной теснились тысячи любопытных. Гюльджемал опустилась на колени последней. Тут же Ходжа-Мир-ишан принялся читать молитву, и все поклонились, воздав хвалу всевышнему. Затем он предоставил слово представителю России, штабс-ротмистру Алихапову. Тот, стоя на коленях, разогнулся, окинул взглядом собравшихся, заговорил взволнованно:

— Никогда еще многострадальный Мерв не стоял так близко от великих перемен в нем, ниспосланных небом. Сегодня вы собрались, чтобы решить судьбу всего нашего народа. Подавляющее большинство желает верой и правдой служить России. Не явились на генеш лишь Каджар и Каракули-хан. Первый — верный слуга англичан, второй поддерживает хивинского посланника Бабаджан-бека. Я уже говорил почтенным яшули, кто такой Бабаджан, и повторю еще раз перед лицом всего генеша. В мае прошлого года русский государь согласился, чтобы хивинский хан, зависимый от России, послал в Мерв своего посланника с целью наведения здесь порядка, и этим посланником стал Бабаджан-бек. Но пребывание его на Мургабской земле свелось не столько к наведению порядка, сколько к увеличению налогов и всевозможных поборов. В том ему способствовали Каджар и Каракули-хан. Видя это, русские власти по настоянию самих мервцев, коих представляете вы, прислали к вам меня. Если договоритесь вы ныне о добровольном вхождении Мерва в состав России, то неугодный вам Бабаджан-бек тотчас покинет Мургаб, и его место займу я…

Присутствующие одобрительно зашептались между собой, и ободренный штабс-ротмистр заговорил еще уверенней и громче:

— Во все дни моего пребывания на благословенной земле Мургаба я постоянно слышал один и тот же вопрос: "Какую веру будут исповедовать мервцы, когда примут подданство России?" Скажу на это так, уважаемые. Одна пятая часть подданных белого царя мусульмане, и они встречают тем больше уважения к себе, чем крепче держатся своей религии. Мой отец служил русским сорок лет, я служу уже двадцать, и мы, слава богу, мусульмане, и таких, как мы, тысячи на службе русской… Русские требуют лишь спокойствия и мира с вашей стороны. До сих пор ваши люди занимаются аламанством, нарушают персидскую границу, угоняют скот и пленников. Государь император не может терпеть в своем соседстве разбойничьего гнезда с такими безобразиями…

Ходжа-Мир-ишан удивленно хмыкнул, другие с досадой начали переговариваться.