— Но прикажите хотя бы нукерам, пусть залезут на стены и, если сунутся персы, встретят их достойно, — распорядилась Гюльджемал.

Сотники удалились. Ханша взяла за руку своего малолетнего сына Юсупа и закрылась в комнате. Встав на колени, она приказала ему сделать то же и начала просить аллаха, чтобы спас их от бед и несчастий. Свершив молитву, Гюльджемал велела мальчику никуда не выходить из комнаты. Сама то и дело выглядывала за дверь и прислушивалась к голосам слуг и нукеров, стараясь понять, все ли пока благополучно или персы уже у стен.

Во второй половине дня ханше доложили: к крепости приближается небольшой отряд. Судя по одежде — туркмены. Гюльджемал распорядилась — ни в коем случае не стрелять, а спросить, что им надо. Спустя полчаса сотник Якуб доложил:

— Гюльджемал-ханум, приехал английский полковник Стюарт и просит разрешения посетить вас.

— Разрешите ему! — обрадовалась Гюльджемал. — Я думала, это персидские головорезы.

— Эти не лучше головорезов, — сказал Якуб.

— Ай, Якуб, с англичанами можно хоть поговорить. Послушаем, что он хочет.

— Ваша воля, ханум, — неохотно согласился юзбаши и отправился к воротам.

Во двор крепости въехало не более пятидесяти всадников; это окончательно успокоило Гюльджемал. Ханша издали узнала светлобородого, с серыми глазами Стюарта. Он слез с лошади, бросил поводья и поднял в знак приветствия руку. Ханша кивнула ему. Со Стюартом были Каджар и Аббас-хан. Подойдя к Гюльджемал, все трое поклонились и приветствовали ее самыми сладкими словами, какие произносят льстивые гости. Она приказала слугам, чтобы дали им умыться. Пока гости плескались, смывая дорожную пыль, слуги расстелили на тахте ковры, разожгли огонь под котлом, поставили кипятить воду для чая. Гюльджемал напряженно наблюдала за гостями, стараясь понять истинную причину их приезда. И, не дождавшись, пока подадут чайники, сказала:

— Стюарт, вы всегда называли себя другом нашего дома. Почему вы не защитили нас от персов? Они угоняют мои отары.

— Дорогая ханум, — улыбнулся англичанин, — я бывал у вас в гостях год назад, по вы тогда отказались от моей помощи. Вы протянули руки к русским, ищете спасение в России. Я не могу защищать вас. Персы напали и грабят в первую очередь тех, кто продался русским.

— Стюарт, вы несправедливы, — возразила взволнованно Гюльджемал. — К русским уехали мой пасынок Махтумкули, ишан и Бабахан. Но разве им принадлежат отары? Они принадлежат мне. А теперь их захватили персы.

— Ханум, — вновь усмехнулся Стюарт, — насколько я понял, вы утверждаете, что Гюльджемал — это одно, а Махтумкули и его люди — совсем иное?

— Мы связаны родством, но кошельки у нас разные, — уточнила Гюльджемал. — Все, что пасется вокруг Векиль-Базара, принадлежит мне. Когда мои богатства дают мне деньги, я их кладу в свой кошелек. Когда я теряю богатства, то слезы проливаю одна.

— Да, ханум, сложен этот мир, — проговорил Стюарт, усаживаясь на тахту.

Он отвернулся от ханши и заговорил со своими приспешниками с таким расчетом, чтобы разговор слышала и Гюльджемал:

— Майлы-хана тоже жалко. Только из-за того, что он познался с Махтумкули и иногда заглядывал в эту крепость, персы разорили его.

Гюльджемал вздрогнула: "Значит, не я одна в беде! Майлы-хан — тоже! Но это ты, полковник, привел сюда беду!"

Слуги подали чай. Гости приложились к пиалам, начали жевать белые мучные конфеты. Каджар с жалостью посмотрел на хозяйку, сказал:

— Гюльджемал, зачем вы держитесь за своего пасынка, а вместе с ним — за русского государя? Пасынку вашему русский царь майорские погоны дал. Но разве удостоились почестей вы или ваш родной сын, Юсуп?

— Я беззащитная женщина, — смиренно отозвалась Гюльджемал. — Да и сын совсем еще мал.

— Гюльджемал, не притворяйтесь несмышленой хозяйкой, — продолжал Каджар. — Если действительно не знаете, как выйти из беды, то попросите еще раз о помощи Стюарта. Мои отары целы и невредимы только благодаря его помощи. Полковник не дал меня в обиду… Англия никогда не даст в обиду того, кто захочет служить хорасанскому наместнику, а вместе с ним — англичанам.

Стюарт поставил пиалу, внимательно, с некоторым превосходством посмотрел на ханшу.

— Я прикажу, чтобы вернули вам отары, если вы сейчас же сядете и напишете письмо сепахсалару. Напишите ему, что ваш пасынок обманул вас, поступил подло. Поездка его в Россию — предательство. Напишите, что хотите принять подданство его величества шаха Насретдина.

Гюльджемал растерялась. Но тут же гневом заполнились ее глаза.

— Стюарт, — выговорила она, — неужели вы думаете, я способна отказаться от родственников ради каких-то овец? Ешьте их, приятного вам аппетита.

— Ханум, не надо нервничать, — попросил Каджар. — Полковник делает для вас все, что в его силах, а силы его — безграничны.

— Будьте разумны, ханум! — еще внушительнее заговорил Стюарт. — Я согласен с вами: человеческая совесть не должна оцениваться количеством и стоимостью животных. Вы — гордая и неподкупная женщина. Но разве вы сами не желаете править Мервом? Мы сделаем вашего младшего сына Юсупа главным ханом, а вы станете регентшей. Фактически всеми людьми будете управлять вы!

Гюльджемал смутилась и покраснела. Стюарт и остальные подумали, что нашли слабое место ханши. Все замолчали. Гюльджемал прикусила губу, повернулась спиной к гостям, взошла на айван и скрылась, войдя в темный арочный проем дворца.

— Я думаю, она согласится, — предположил Стюарт, глядя на Каджара и Аббаса.

Оба пожали плечами. Стюарт подождал с полчаса, затем послал одного из слуг за ханшой. Тот отправился и вскоре вернулся.

— Господин полковник, — сказал он, — ханум велела передать, чтобы вы дали ей время подумать.

— Хорошо, через три дня мы вернемся за ответом, скажите ей.

После обеда Стюарт покинул векиль-базарскую крепость.

XXXII

Студитский привел караван в Асхабад, и первое, на что обратил внимание, — вся улица от Текинского до Русского базара была заставлена новыми лавками купцов Мерва. Был конец декабря, погода дрянная — моросил мелкий колючий дождь, но все лавки были открыты, и около пих толпились туркмены, русские, переселенцы-обыватели, солдаты асхабадского гарнизона. Увидел Студитский и жилые дома, строящиеся рядом с торговыми лавками. Остановив коня возле толпы, теснящейся вокруг горки зимних ташаузских дынь, капитан окликнул торговца:

— Чей будешь, яшули? Откуда дыни привез?

Туркмен широко заулыбался:

— Я человек Комек-бая. Из Мерва в Хиву ездил, оттуда дыни привез. А ты случаем не тот, который у нас в Мерве был? Откуда наш язык знаешь?

— Тот самый, яшули. Где сам Комек-бай?

— Ай, с караваном Коншина в Мерве. Они хотят в Бухару торговать ехать.

Спустя час Студитский, войдя в штаб, был встречен полковником Аминовым.

— Идет торговля полным ходом, — удовлетворенно заговорил тот, едва Студитский коснулся торговых