Столяров вздрогнул и автоматически перекрестился.

– Спасибо тебе, Господи, – пробормотал он. – Но дальше, что дальше-то делать? Еще одной ночи я не переживу…

Он попробовал рассуждать логически. Мелькнула мысль уничтожить фотографию, но Столяров сразу отмел ее как малоперспективную. Наверняка Маргарита пробовала, чего уж проще – сунуть картонку в печь, и все дела. Нет, магические загадки так не решаются, да еще и замешанные на родственной крови, а в том, что Люсинда – его прабабка, Столяров теперь был уверен. Он даже вспомнил ее: вспомнил Устиновку, их старый дом, его спальню, куда прабабка наведывалась вечерами, пугая его до онемения. Он и Ритку вспомнил, но мутно, нечетко, безразлично. Нет, фотографию не уничтожить, и продать он ее не смог по той же причине, а вот получится ли сбежать? Или спрятаться в церкви? Попробовать стоило.

Столяров сообщил на работу, что берет отгул. Конечно, оставаться дома ему было невмоготу, поэтому он пошел просто бродить по городу. Позавтракал в кафе. Официант предложил оладьи – его передернуло. «Жизнь никогда уже не будет прежней, – грустно думал Столяров, отхлебывая маленькими глотками крепкий кофе. – Прежняя жизнь? Тут выжить бы».

Почему-то он не сомневался, что Люсинда не поболтать, не почаевничать с ним хотела, а забрать что-то такое, без чего его жизнь окончится. Душу, кровь, ауру – что там еще напридумывали эзотерики. Только в этот раз все было по-настоящему. А если ему мерещится, то это еще хуже. Это значит, что под угрозой его разум.

Но если допустить, что Люсинда – какая-то темная сила вроде ведьмы, то получается, ее можно остановить верой? Или она не посмеет напасть на Столярова на святой земле, в святом месте? Решено: сегодня он ночует в церкви. Придет на утреннюю службу, спрячется, а потом церковь закроют, и он останется там на ночь. Только место надо выбирать намоленное, где службы ведет сам Патриарх. Туда нечисти и ночью путь заказан.

Припомнив все, что знал про православные праздники в Москве, Столяров решил податься не в храм Христа Спасителя, куда сперва собирался, а в храм Воскресения Словущего на Успенском Вражке. Церквушка маленькая, но сильная: там и мощи святого Спиридона, и людей всегда много, и службы по два раза в день. «Посмотрим, как ты туда сунешься», – злорадно подумал он. Доехал на метро до Охотного Ряда, дальше пошел пешком.

Храм он увидел издалека и почувствовал, как его душу наполняет тихая и светлая радость. «Теперь все будет хорошо», – сказал себе Столяров. Храм стоял на оживленном перекрестке, но казалось, будто кто-то прикрывает его большой и доброй ладонью от московской грязи. Он сиял бело-рыжими стенами, золотыми куполами, высокими окнами; даже дороги вокруг него были чистыми, словно здесь, как по заказу, прошел небольшой дождь. Столяров воспрянул духом и ускорил шаг. У входа он чуть не споткнулся о нищего: непонятного пола и возраста существо сидело на ступеньках и заунывно напевало молитву. Столяров отметил, что существу подавали много и охотно; движимый добрым порывом, он тоже сунул руку в карман, но не нащупал мелочи, только купюру. Вытащил – это было пятьсот рублей. Ну не засовывать же обратно? Внутренне хмыкнув, Столяров положил купюру на газетку, расстеленную перед нищим.

– А хочешь, то и сдачи возьми, – неожиданно сказало существо, прервав пение. – Здесь много, наберется.

– Ну что вы, – смутился Столяров. – Оставьте, пожалуйста.

– Спасибо, – существо смотрело на него сквозь щель в платке, которым было замотано его лицо. – Спасибо, добр человек. Правильно ты в храм пришел, здесь спасешься.

– В смысле? – Столяров вздрогнул. Хотя… общие слова.

– Здесь будь, молись до заутрени, – бормотало существо. – В душе вера, не на стенах. Бесов не слушай. Бесов не слушай. Совращать станут, выгоды сулить, а ты не слушай, понял? Ибо возмездие за грех – смерть…

– Понял, – непонимающе ответил Столяров, уже жалея, что связался с юродивым.

– Душа согрешившая умрет, а сын не понесет вины отца, правда праведного при нем остается, понял? – продолжал нищий. – Согрешишь, так не губи невинную душу…

– Хорошо, хорошо, – Столяров торопился пройти. – Спасибо, до свидания.

Он шагнул вперед и тут заметил, что у него за спиной собралась целая очередь. Но никто из прихожан не только не поторопил его, пока он выслушивал ересь нищего, – никто даже не шелохнулся и не произнес ни звука. А теперь они все пялились на Столярова в молчаливом подобострастии.

– Что же вам сказала святая Аннушка? – наконец вроде как небрежно спросила у него одна из женщин, толстушка лет сорока в сером платочке. – Она ни с кем так долго не разговаривает.

Аннушка? Так это еще и женщина была? Столяров совсем растерялся.

– Сам толком не понял, – честно ответил он.

Прихожане посмотрели на него неодобрительно, словно он хотел скрыть от них что-то важное, и все гуртом пошли внутрь.

Через несколько часов стояния в церкви Столяров понял, что ноги у него вот-вот отвалятся. В храме были две скамеечки у колонн напротив иконостаса, но на них постоянно сидели старушки – жалкие, худенькие, как голодные воробьи, – и Столяров никак не мог подстеречь момент, чтобы примоститься там хотя бы на краешек. Отойдя к прилавку, где продавали свечки и иконки, он прислонился плечом к стене, чтобы хоть немного отдохнуть. Но было уже ясно, что сутки на ногах он не продержится. «Надо было в католическую идти», – еретически подумал Столяров.

– Обещают, а ведь не помогут, не помогут, – сказал кто-то шепотом чуть ли не ему в ухо.

Столяров повернулся. Рядом терся худощавый мужичок среднего роста, в неброской одежде, с характерными красными прожилками на щеках и таким же красным шмыгающим носом.

– Бежать, бежать надо, – шептал он, подергивая головой. – Здесь-то не помогут…

– А? – спросил Столяров.

Мужичок посмотрел на него, как впервые увидел.

– Бежать мне надо, говорю, – пояснил он. – Думал отмолить, но нет, чую – не поможет.

– От чего же вам надо бежать? – заинтересовался Столяров, чувствуя в мужике родственную душу.

Он уже понимал, что храм не сможет его спрятать и защитить от Люсинды. Все здесь было не так, все казалось искусственным и нарочитым: похожие на шаржи лица икон, сусальное золото окладов, маленькие свечки, которые служители гасили и собирали, как только поставивший отойдет подальше. Только люди были искренними, молились кто тихо, кто яростно, но все – с верой в глазах. «Наверное, без нее не защититься, – думал Столяров. – Есть ли у меня такая вера?»

– От плохих людей, – прошептал мужик, озираясь. – Думал отмолить,