скучные задавала: голова не болит? Не простыла? Не ушиблась нигде? Не жалуешься на кого? Вопросы закончились, и мама начала с ней возиться. Уж больно они были друг на дружку похожи! Волосы у девочки – чёрные, как у мамы, только глаза у них с мамой разного цвета: у мамы чёрные, как пуговицы на её платье, а у девочки тёмно-зелёные!

– Мамуль… – поманила девочка маму, когда щекотать её перестали. Мама нагнула к ней ухо, от неё пахло духами и каким-то приятным дымком. – Вика – страшная, – доверительно шепнула девочка.

Самая большая в их группе – Вика, с трудом говорила и всего пугалась, и вечно спала на ходу, и часто плакала, когда её никто не обижал. Остальным рядом с ней становилось плохо, и никто к ней не подходил. Вику чаще других уводили в медкабинет, но всякий раз она к ним возвращалась, и девочка очень хотела, чтобы однажды её увели навсегда.

– Тебе не нравится Вика?

– Нет.

– Ну, ничего, ей прописали много уколов на каждый день, вот она и волнуется. Вике же будет грустно без вас. Представь, как это тоскливо играть одной?

Мама поглядела на дальнюю койку, где беспокойно спала рослая Вика. Одноярусную кровать принесли нарочно для новенькой и поставили в самый дальний угол. Вика без конца вздрагивала и шевелила горячечными губами. Ночью из-за неё больше никто не мог спать в тишине.

– Ей намного труднее, чем вам, – взвесила каждое слово мама, оторвала взгляд от Вики и опять улыбнулась девочке. – Вы все такие умненькие!.. А теперь спи, завтра уроки, и учительница будет спрашивать. Если Вика ничего не сможет ответить, ты ей подскажешь. Хорошо?

– Хорошо… – согласилась Ксюша, и сказала это уже вслух, наяву, когда проснулась. В столовой светло, за окном ясный день. Щека прилипла к прикладу ружья, в глазах ломит, но голова свежая. За другим концом стола лычка сидит в пёстром халате и ест – сама себе с кухни разного всякого натащила: целую гору пайков из шкафчика, и чистых тарелок ещё. Но на этот раз ложкой кушает, и пайки надрывает бережно, двумя пальцами, и до капельки выдавливает всю вкуснятину. Посреди стола белеет тарелка с разноцветными шлепками фруктовых повидл и картофельным гуляшом для гарнира.

– Хавать бушь? – милостиво пригласила отобедать с ней лычка. Ксюша первым делом проверила, всё ли в порядке с ружьём и нащупала рюкзак возле стула. Лычка хозяйничала без неё бог знает сколько времени, и могла натворить, что угодно. Всего-то полтора метра комнаты разделяло их, куда цепь не дотягивалась.

Конечно же Ксюша не стала есть предложенное ей бандиткой. Она вытащила из рюкзака шоколадный батончик, вскрыла нетронутую упаковку на сладости и сунула себе в рот.

– Чё, брезгуешь от меня? – прощупала её нелюбящим взглядом Чалая, но тут же ухмыльнулась. – Да не бзди, мне на цепуре твоей подыхать без резона. Давай-ка лучш проясним за темку, когда ты мне воли дашь?

– Когда всё мне о бандах расскажешь, – дожевала свой сладкий батончик Ксюша, и ей жутко захотелось пить. Но в её кружке воды не было – всё она выпила ещё утром, а бутылку свою оставила на краю стола лычки. Нели считала её нужду взглядом, положила бутылку на стол и толкнула. Бутылка подкатилась прямиком к Ксюше. Ксюша немного поколебалась, но всё-таки взяла бутылку, свинтила пробку и напилась. Нели тем временем подтянула к себе отказанную порцию и весело забрякала ложкой. По кипе пустых упаковок было понятно, что брюхо она успела набить не хуже утрешнего, но ничего из еды просто так пропадать не оставляла.

– Нравится?

– Угу.

– Хочешь каждый день есть так?

Лычка уставилась на неё, шишковато гуляя языком под губами.

– Какие отношения у крышаков друг с другом? – продолжила свой допрос Ксюша.

– Чё, и дохавать не дашь?

– У меня здесь не ресторан. Отвечай на вопрос, или напомнить тебе о правилах? – положила на ружьё руку Ксюша. Нели отбросила ложку и откинулась на стул с такой силой, что спинка у него затрещала.

– Крышак-крышаку – зверь. На своей Каланче – свои порядочки. Право для всех, как бэ, писано, да тока на Право нагадить всем, покуда бригады залётных на точку твою не рамсят, или нахрапы срез против тя не замутят, или какая другая чичигага, навродь твоих жарок, Дин, не обломится. Тогды крышаки сходку мутят и базары перетирают, про дела наши тяжкие. Пять банд есть конкретных – пять крышаков в авторитете, пять Посвистов при них… хотя стопе, тормозни! По уму раскидать, так Посвистов тока четыре; и ещё есть паханчик один – крышаковый лепила со Взлётки, без своего Свиста мандохается – Раскаявшихся крышак. Клочёнок топляком Каланчи Центровых подогревает, и жопой подмахивает большим дядям, кто в авторитете.

– Сходка – общий совет? Ясно. Чего крышаки обычно боятся?

– Чё они боятся? – весело вскинулась лычка. – Да чё их уронят на срезе, вот и вся их боязнь!

– Как это так уронят? В смысле, сбросят с небоскрёба? С этой вашей Каланчи?

– Ё-ма-а-на-а… – протянула лычка с тоской глядя на Ксюшу. Каждое слово ей придётся теперь разжёвывать? – Слух, а ты ваще-то вопросы конкретные задаёшь, или так, интересы гоняшь? – наклонила она голову на бок. – Есть какой в натуре резон у тебя, так по сути базарь: чё те от крышаков спонадобилось-то?

Ксюша задумалась. Стоило ли говорить лычке всю правду прямо сейчас? Вдруг она не захочет ей помогать и даже ружья больше не испугается? Да, недомолвки могут навредить делу Ксюши, но и сразу вываливать всё на бандитку – опасно. Лучше сообщать ей задуманное по чуть-чуть.

– Тебе чё, Дин, крышака какого подрезать надо чё ль? – даже заинтересовалась Нели. – Из Скорбных чё ль, иль из Карги?.. А-а, из Скиперских! За хвостовину свою отыграться, когда полхаты тебе на башку обвалили, а потом отмохратили хором?

– Ты-то откуда знаешь? Никто в магазине не уцелел! – взбеленилась Ксюша. Лычка с удовольствием растеклась перед ней в желтозубой улыбке.

– Не, пара пацанов, кто на шухере цинковал, от тя лопанулись. Вот они загонам и крышаку на своей Каланче про Динку и прозвонили, мол, братва тебя опустила, да пока в очередь пялили, ты из их хапалок выломилась, и всех Скиперских пережарила.

– Ложь! Я их сразу сожгла,