мальчишкой, которого заставили играть в мужские игры, а потому не обращал внимания на правила.

– Тогда тебе следует научиться не портить пир. Попробуй только представить меня въезжающим в покоренную Матхуру верхом на одном из твоих айраватов. Это ведь сотворит чудеса для твоей репутации, Бхагадатт!

– Ваша откровенность столь живительна и прохладна, архонт!

Живительна и прохладна, как разрубленный труп.

– Завтра мы с ребятами отправляемся на охоту, – откликнулся Каляван, не заметив тонкого оскорбления в словах Бхагадатта. – Вот это действительно освежает. Не хочешь присоединиться?

– Днем? – скептически спросил Бхагадатт.

– Какое в том удовольствие? Сегодня вечером. Мы заключили пари, в чьи сумки попадется больше сумеречных кошек, – со смехом ответил Каляван.

Мальчишка был проклят высокомерием юности, пресным, как тесто, инстинктом самосохранения и повенчанной на нарциссизме неуверенностью в себе – другими словами, всем тем, что столь естественно присуще людям, родившимся сильными и умелыми. Это его и убьет, подумал Шишупал.

– Я приду, – вдруг ответил Бхагадатт, несказанно удивив этими словами Шишупала. Бхагадатт совершенно не выглядел столь общительным.

– Великолепно, – прощебетал Каляван. – А ты, Шишупал?

– Точно нет, – немедленно откликнулся Шишупал. – Утром ведь турнир?

– Ну, мы трое не участвуем. Бхагадатт – из-за своей расы, Шалья – из-за своего возраста, а я – из-за своего цвета кожи. Но я ставлю на тебя, Шишупал. Шалья? – снова спросил Каляван, по-видимому, ничуть не обиженный тем фактом, что его хотя и пригласили на сваямвар, но при этом тонко намекнули, что ему не стоит участвовать в турнире. Это было неудивительно. Ни один мужчина добровольно не отдаст свою дочь в жены млеччха.

Шалья засмеялся, обведя рукой обхват своей талии:

– Боюсь, что скорее стану дичью, чем охотником.

– Чушь! – усмехнулся Каляван. – Я никогда не позволяю пострадать своей наживке.

– Мой дорогой Каляван, напомни мне отдавить себе ногу, если я когда-нибудь назову тебя своим другом, – сказал Шалья.

Но грек оставался невозмутимым.

– Ваша светлость, – Шалья, теребя свою жидкую бородку, повернулся к Бхагадатту. – Я понимаю ваши сомнения по поводу айраватов. Договоры влекут обязательства чести. Мои руки тоже связаны договором с Союзом, которому я служу. Или вы думаете, что я настолько бессердечен, что с радостью продолжаю служить тем, кто убил двух моих внуков, сжег их заживо? У всех нас есть бремя, которое нужно нести. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы ведь действительно хотите, чтобы жизнь узурпатора укоротилась, не так ли?

– Так, – ответил Бхагадатт, и взгляд его красных глаз смягчился от искренней исповеди Шальи.

– Тогда что вы мне скажете, если я сообщу вам, что вы могли бы помочь, вообще не присоединяясь к войнам Ямуны? Полагаю, это разрешило бы вашу моральную дилемму.

– И каковы же ваши замыслы, господин Шалья?

– Они полны лишь пожеланием благополучия для вашего царства, ваша светлость. Это экономическое предприятие. Что, если бы вы одолжили нам своих военных айраватов, ну, знаете, по сниженной ставке, без процентов? Мы могли бы составить соглашение, и вы бы просто подписали еще один контракт по поставке внаем. Мы сможем поступать с айраватами так, как нам заблагорассудится. И вас совершенно не касается, будем ли мы использовать их для церемоний или сражений.

Бхагадатт не улыбнулся, а вот Шишупал – да. Шалья говорил довольно впечатляюще. Сейчас он мягко сформулировал то, о чем до этого просил Каляван и в чем было отказано, одновременно сыграв на желаниях самого Бхагадатта. Каляван не был готов к подобной словесной игре для настоящих мужчин. Но, с другой стороны, и Шишупал тоже.

Музыка внезапно изменилась. Шишупал повернулся и увидел, как на террасу входит через арку царевна Драупади. Ну что ж, слухи оказались правдой. За красивый темный цвет кожи ее называли Огненной Царевной. Шишупал опасался, что ее прозвище означает, что она столь же свирепа, как и госпожа Раша, но сейчас он увидел лишь мило покрасневшего воробушка. Но она так же хороша, как Рукмини, – подумал Шишупал. Он не мог не восхищаться ее стройной фигурой. Ее волосы были насыщенного красновато-черного цвета, а в глазах притаилась полночь. Ее невероятно тонкую фигуру облегало золотое сияющее сари, расстилавшееся позади, а голову обхватывала золотая лента с таким огромным камнем, что, казалось, она сдавила ей чело. Печаль, царившая в ее глазах, делала царевну уязвимой – и в то же время такой привлекательной. Рядом шел ее близнец – Дхриштадьюмна, и вместе они, без сомнения, составляли великолепную пару, одетую в соответствующие им золотые и белые цвета. За ними шел сын и наследник короля Друпада, царевич Сатьяджит, казавшийся простолюдином из-за ослепительной красоты идущей впереди пары.

– Я почти чувствую запах ее высочества, – усмехнулся Каляван, вероятней всего имея в виду белые гирлянды из жасмина и туберозы, которые обвивали ее волосы и струились по спине.

За царевной следовало множество придворных дам, увешанных драгоценностями. Женихи, уставшие от тяжести парчовых одеяний, потирали плечи и вытягивали шеи, пытаясь получше рассмотреть завтрашний приз, выставленный на аукционе. Кришна вышел из толпы, подошел к царевне и грациозно склонился перед ней, а затем, нежно взяв за руку, повел ее вперед. Когда они проходили мимо Бхагадатта, Кришна ему подмигнул.

– Я слышал, в наши дни Кришну называют Богом, господин Шалья, – заметил Бхагадатт, когда свадебная процессия благополучно прошла мимо.

– Так и есть, ваша светлость. – Шалья встал рядом с Бхагадаттом. – И этот культ постепенно усиливается.

– Отлично, – сказал Бхагадатт. – Я всегда хотел увидеть, как истекает кровью Бог. Составляйте документы.

Шишупал уставился на удаляющуюся фигуру Кришны, чувствуя, как к нему возвращается аппетит. До конца перемирия оставалось всего несколько месяцев. Наступит весна, и империя с юга, прагджьотишанцы с востока и яванцы с запада, составя самое огромное войско, когда-либо собранное в Арьяврате, двинутся на Матхуру с Проклятым Пламенем и айраватами. У узурпатора не было ни единого шанса.

ШАКУНИ заметил позади Кришны фигуры Шишупала, Бхагадатта, Калявана и Шальи и задался вопросом, каковы шансы, что Кришна в итоге перехитрит всех. То, как он расхаживал здесь, как фламинго среди аллигаторов, заставляло задуматься, беспокоит ли его вообще война, в которую была втянута Матхуранская республика. Но, опять же, нельзя отказываться от еды лишь потому, что есть шанс подавиться.

Размышления Шакуни были прерваны звуками флейт и арф. Служители развели гостей в разные стороны, создав посередине пустой круг. До несчастного калеки никому не было дела, да он и сам не стремился украсть внезапно случившимся приступом боли внимание, направленное