На мой взгляд – неквалифицированная и неудавшаяся. Первопричина этого – неудачная амбициозная статья А. Мальгина, задавшая полемике неверный тон. Вторая причина – стремление отстоять это неудачное выступление, в связи с чем страсти разгорелись, первоначальные вопросы стали подменяться другими, дело дошло почти до оскорблений, борьба за историческую точность обернулась своей противоположностью, то есть ошибками, а в итоге, говоря словами того же Мальгина, «все смешалось, сместилось, передвинулось, факты и лица приобрели уже некий условный характер, и из них, похоже, лепили какую-то совсем иную, новую реальность». Во имя чего – не ясно.

Сейчас многие читатели ЛГ ждут: чем же кончится полемика? Жду и я. Меня, в частности, интересует: будут ли отмечены ошибки Мальгина и Смирнова; будет ли признана неэтичность приемов, использованных Зильберштейном; будут ли извлечены уроки из этой неудачной полемики? А уроки могут быть извлечены, ибо полемика вскрыла очень серьезные методологические недостатки критики, когда речь идет о произведениях на исторические темы.

Более 35 лет я выписываю и с интересом читаю ЛГ, радуюсь ее бесспорным удачам и достижениям, не остаюсь равнодушным и к ее неудачам. В данном случае я сказал и тем спас свою душу. Возможно, что в чем-то я не прав. Если так, то буду очень признателен за разъяснение, в чем именно.

С уважением,

подполковник в отставке В. В. Бартошевич

2 февраля 1984 г.

Мое длинное письмо было уже отпечатано на машинке, когда пришел номер ЛГ от 1 февраля с. г., в котором опубликовано письмо Н. Эйдельмана и комментарий отдела русской литературы ЛГ. В связи с этим убедительно прошу объяснить мне следующее.

1. В «Комментарии» утверждается, что в статье Зильберштейна никакого упрека Эйдельману в отсутствии ссылки на его публикацию нет, а говорится лишь о том, что использованы опубликованные им документы некстати. Но позвольте, ведь в тексте статьи Зильберштейна к сказанным с явной иронией словам: «Конечно, мне как исследователю лестно, что плоды моего труда не пропали даром, однако так и не ясно: зачем, ради какой цели автор повести о Пущине ими воспользовался?» – сразу же дана сноска, в которой говорится: «Можно привести и другие примеры весьма странного отношения историка Н. Эйдельмана к исследователям, впервые опубликовавшим выявленные ими архивные материалы», а затем приводится этот «другой пример», касающийся С. К. Кравченко. Ясно, таким образом, что Зильберштейн приводит два однопорядковых в его понимании примера. Иного толкования и быть не может, потому что использование каких-либо материалов некстати можно при желании истолковать как странное отношение к этим материалам, но это невозможно истолковать как странное отношение к исследователю, их впервые опубликовавшему. Почему же в «Комментарии» утверждается обратное?

2. До сих пор я считал, что если какие-то документы опубликованы, то любой автор вправе их цитировать, при этом в научных трудах обязательны ссылки на источник (что, к сожалению, далеко не всегда делается), а в других случаях, особенно же в газетно-журнальных статьях, такие ссылки могут быть, а могут и не быть, – чаще всего в соответствии со сложившейся практикой (в том числе и практикой ЛГ) они не делаются. Поэтому я совершенно не понимаю обвинений ни Зильберштейна в связи с использованием в газетной статье писем, впервые опубликованных С. К. Кравченко, ни оправданий Эйдельмана, ни «Комментария» отдела русской культуры ЛГ, в котором утверждается, что сделанные Эйдельманом ссылки недостаточно ясны и потому, мол, «создают впечатление», что он является первым публикатором, а затем делается упрек и в том, что при цитировании воспоминаний И. И. Пущина и А. В. Дружинина, которые неоднократно публиковались, тоже нет ссылок. Почему же он вообще обязан был в газетной статье делать какие-либо ссылки на первые публикации? Ведь можно привести сколько угодно примеров из практики работы ЛГ, когда в статьях письма и другие документы цитируются без всяких ссылок. Не буду специально подбирать наиболее выразительные примеры, но сошлюсь на первый попавшийся. В том же номере ЛГ от 1 февраля с. г., где жестоко раскритикован Эйдельман, помещено «не беллетристическое произведение, а историко-литературная статья» Оксаны Иваненко «Дочь кобзаря». В этой интересной статье приведено несколько цитат, в том числе из письма Мериме Тургеневу об «Украинских народных рассказах» Марко Вовчок, высказывание Леси Украинки о Вовчок и др. Все цитаты закавычены, но нет ни одной ссылки. Между тем, из статьи видно, что автор более десяти лет занималась изучением жизни и творчества М. Вовчок, знакомилась с «документами архивов и библиотек», ездила с исследовательскими целями по местам, где бывала Вовчок, в том числе на Немировщину, в Неаполь, Флоренцию, Милан. Разве не может в связи с этим у некоторых читателей «сложиться впечатление», что некоторые из цитируемых документов найдены самим автором? Может, конечно. Но ведь исходить надо не из впечатлений, а из того, что если автор не делает ясного заявления о своем открытии, то и не следует ему это открытие приписывать. Иваненко же такого заявления не делала. Не делал его, как я понял, и Эйдельман. Так почему же редакция ЛГ к статьям на своих страницах предъявляет одни требования, а к статье Эйдельмана (он ее называет, кстати, не статьей, а очерком) в «Комсомольской правде» другие? Объясните мне это, пожалуйста.

3. В «Комментарии» отмечается, что некоторые авторы каждое критическое выступление в свой адрес «воспринимают как нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее. А потому немедленно следуют гневные „опровержения“, которые продиктованы „стремлением любыми средствами поставить себя вне критики“». Мне кажется, что отдел русской литературы ЛГ пока что совершенно неоправданно держит вне критики Мальгина, Смирнова, Зильберштейна. Хочу поэтому спросить вот о чем. В ходе полемики был поставлен важный вопрос о недопустимости исторических ошибок в документально-исторической прозе. Но ведь совершенно очевидно, что такие ошибки тем более недопустимы, абсолютно недопустимы, в статьях авторов, выступающих за их недопущение. Когда же отдел русской литературы ЛГ укажет на ошибки Мальгина и Смирнова?

Общее впечатление от хода полемики у меня сложилось такое: несколько авторов (А. Мальгин, А. Смирнов, И. Зильберштейн) предприняли на страницах ЛГ попытку «разрушения жанра» – жанра объективной научной критики, а редакция ЛГ не дает почему-то этой попытке должной оценки. Жаль!

Бартошевич

5 февраля 84 г.

Виталий Владимирович Бартошевич (1924–2000) родился в Смоленске, затем семья переехала в Новороссийск, в 1942‐м призван на фронт, окончил Ленинградский высший военно-педагогический институт им. М. И. Калинина (1952); кадровый военнослужащий, вышел в отставку в 1974‐м в звании подполковника. Его работы по фалеристике в значительной степени представлены в сборнике «В борении с Наполеоном: Нумизматические очерки» (2001),