class="p1">Такие проныры, как Флаеров, всегда стремились оказаться поближе к власть имущим. В школе Витёк сумел убедить Кальман, что злой монстр Птитс постоянно изводил его, а не наоборот. А сейчас уже депутат Виктор Евграфович продвигал имперские ценности среди молодёжи, попутно набивая свой кошелёк звонкими империалами. Вот к этой мрази Одержимый бы наведался, но на Великородине ждали другие дела.

Он внезапно вздрогнул и пригнулся — почти над его головой зелёной молнией пронёсся ховербайк. Человеку в маске захотелось рассечь лезвием реактивный двигатель, чтобы техника взорвалась, а её пилот вылетел и впечатался в бетонную стену. Но следовало быть осторожным, чтобы себя не выдать, да и клинков под рукавами не было — с ними не пустили бы в метро.

Наверняка на байке летел курьер, который развозил еду. В детстве Карла этим занимались парящие роботы, но, похоже, после какого-то инцидента их решили запретить и заменили живыми людьми. Одержимый не думал, что такое положение станет вечным. Рано или поздно случится громкая авария, ховербайк врежется в толпу, и власти снова обратятся к дронам, а по телевизору будут рассуждать о пользе искусственного интеллекта по сравнению с человеком.

Рынок закончился, и Одержимый завернул за угол, где поднялся по узкой железной лестнице на бетонную опору моста. Тот простирался вдаль, исчезая в синеватом тумане, где слабо горели огни ресурсоперерабатывающего завода. Слева от Одержимого тянулись рельсы, а справа за металлическим бортиком раскинулся город.

Котельная, из трёх труб которой шёл дым, а за ней — бесчисленные ряды жилых домов. Небоскрёбов, растущих из дымки. Между зданиями медленно ползли потоки флаеров. Жители города отправились за подарками или на работу, чтобы встретить праздник с коллегами. Или уже возвращались домой. Выше в небе было меньше машин, а над мостом висели роботы-буйки, которые проецировали на фоне сизых облаков ярко-красные надписи: «Полёт запрещён».

Одержимый затаил дыхание, видя место, где вырос. Он брёл по мосту вдоль железной дороги, поглядывая на город внизу. В лицо дул холодный зимний ветер и летели снежные хлопья.

Вдруг слева, грохоча, поехал поезд. Серебристый локомотив с двумя реактивными двигателями вёз двухъярусные товарные вагоны и гигантские цистерны на завод. Одержимый словно провалился в прошлое, когда ему было пять лет. Они с мамой шли домой по тому же мосту — тогда Птитсы ещё не могли позволить себе личный флаер.

— Мам, а что там? — спросил маленький Карлуша, показывая на размытые пятна вагонов.

— Это вагончик с манной кашей, — ответила Эльза Птитс, — а это — с вареньем…

Воспоминания были такими далёкими от настоящего… Одержимый разозлился на эту пустую сентиментальность. Ускорив шаг, он направился не к остановке маршрутных флаеров, откуда Карл с мамой добирались до дома, а к ведущей вниз лестнице. Там он спустился чуть ниже по клетке, продуваемой холодным ветром, и оказался на узком мостике.

Слева и справа из тумана рос город, который тонул в постепенно надвигающейся синеве сумерек. Небоскрёбы засверкали жёлтыми огнями окон, к которым прибавились красно-зелёные праздничные украшения. Одержимый вытянул руки, как канатоходец, и осторожно пошёл над пропастью, где медленно двигались цепочки флаеров. Такая высота даже могла напугать, но в его сердце не было места страху.

Достигнув конца, он миновал вентиляционную шахту, откуда валил белый пар, и взобрался на крышу жилого дома. Одержимый прошёл мимо рядов антенн и тарелок-локаторов, а затем оказался у бетонного бортика. Теперь котельная была где-то далеко на горизонте, как и железнодорожный мост. А прямо впереди поднимались одинаковые железобетонные коробки, на каждой из которых горели цифры.

Одержимый достал из кармана куртки электронный бинокль и всмотрелся вдаль в поисках здания с номером 288. Вот оно, на том же самом месте… И вот те самые окна квартиры Птитсов…

Цифровое увеличение сработало хорошо. Прибор сфокусировался на стеклянной панели балкона. За ней черноволосая женщина средних лет в домашних джинсах и кофте готовила на плите праздничный ужин, а рядом полный мужчина в спортивных штанах и футболке с надписью «Великородина» развешивал со стула украшения под потолком.

Карл даже прослезился, спустя столько лет увидев своих родителей. Они за свою жизнь два раза похоронили сына: первый — когда он после Антеи попал в Тёмный Замок, а второй — когда его клон взорвал себя на Зекарисе. Столько боли и горя он им принёс. Не по своей воле, но лишь отчасти… Правда, Карл Птитс на Зекарисе действительно умер. Его место занял Одержимый.

Высоко подняв хвост, из темноты прихожей на кухню пришёл кот. Белый зверь с тёмными пятнами на мордочке и лапках беззвучно раскрывал рот. Мама отвлеклась от готовки и бросила ему кусочек мяса со стола. Как сильно она изменилась с возрастом… Не постарела ещё, но выглядела уже не такой, какой он её помнил. И папа тоже. Его рыжеватые волосы поредели и приобрели седой оттенок.

Как же хорошо, что Александр и Эльза Птитс решили встретить праздник дома по своему обыкновению. Одержимый догадывался, что так и будет, но всё же хотел удостовериться лично. Ведь они ещё не знали, что вот-вот случится у Храма Императора-Благодетеля. Никто не знал.

Сквозь линзы бинокля он всматривался в лица родителей, что-то горячо обсуждавших друг с другом. И ощутил укол из недавнего прошлого…

— Мы продолжим исследовать твой мозг, — сказала Н. С. через несколько дней после первого испытания.

Или недель? Карл уже сбился со счёта, будучи запертым на базе, возведённой на шляпке гигантского гриба.

— Хорошо, — вяло кивнул Птитс.

Его опять привели в комнату с оборудованием и положили на кушетку. Под наркозом и психотронным воздействием шлема в голове снова начали рождаться образы…

Карл был дома. Он сидел в своей комнате за столом, собирая игрушечный космический корабль, который родители подарили ему на девятьсот семьдесят шестой День Империи. Он бережно соединял детали маленькими руками с тонкими пальцами, и бесформенный остовпостепенно превращался в летающее судно, в соплах которого светились диоды.

— Карл! — послышался строгий голос.

Птитс не отвечал. Ему осталось собрать лишь капитанский мостик, и корабль будет совсем готов.

— Карл! — повторил отец.

Он вошёл в комнату сына — большой и толстый. Его лицо было каменным, непроницаемым, а маленькие серые глаза за блестящими линзами очков лучились властью.

— Карл, тебе пора спать, — требовательно сказал Александр Птитс.

— Подожди, папа, — неожиданно писклявым детским голосом ответил Карл. — Я только соберу мостик!

— Завтра соберёшь, — отрезал отец. — А сейчас живо спать!

— Но папа, я хочу