– В последнее время я убивал людей только с определенной целью и по контракту, как сейчас работаю по контракту с Родиасом. Может быть, мы найдем более уединенное место, чтобы это обсудить? После чего я с удовольствием посмотрю, какие развлечения предлагает ваш двор. Со своей стороны, я всегда рад отвлечься от тьмы мира, особенно с тех пор, как у нас отняли Сарантий.

Ления видела, что он смотрит прямо на османского посланника, произнося эти последние слова в наступившей тишине. Но она продолжала смотреть на короля и заметила, как тот вспыхнул. Он был еще молод, и его поставили на место на глазах у собственных придворных. Он сделал ошибку и понимает это. Батиара считается самым хитроумным и изворотливым государством на свете. Не самым могущественным – ее города слишком разобщены, раздроблены и неуправляемы, – но это лишь увеличивает потребность в хитроумии. Так ей однажды сказал Рафел.

Король Эмери откашлялся. Фолько все еще пристально смотрел на османа. Ления не видела его лица, но могла угадать его выражение. Она провела с ним уже достаточно времени.

Король сказал:

– Разумеется, мы с большим удовольствием выслушаем то, о чем вы приехали нам сообщить.

– Благодарю, ваше величество. – Фолько был слишком опытен, чтобы снова не повернуться к королю, не поклониться еще раз, не произнести слова благодарности.

Но он только что обнажил меч, словесно, подумала Ления.

А затем… он нанес удар этим мечом.

– Конечно, то, что мы должны вам передать, не может быть произнесено в присутствии человека, служащего Гурчу Разрушителю.

Ему не обязательно было говорить это, подумала она. Он все еще разгневан. Это было слишком откровенно.

Неожиданно высокий ашарит шагнул вперед, как только что сделала она, и заговорил на довольно приличном батиарском, обращаясь к Фолько.

– Взрослые люди принимают мир таким, какой он есть, господин мой. Они не наносят оскорблений, основанных на том, каким они желают видеть этот мир. Я здесь потому, что великий король Фериереса ясно это понимает. Халиф Ашариаса также это понимает, он открыт для торговли и заключения договоров с народом Джада. Это вас оскорбляет?

Еще одна ошибка, подумала она. Так нельзя говорить с…

– Оскорблением было то, что голову императора Сарантия насадили на пику, то, что осквернили его город, – ответил Фолько д’Акорси. – Там погибли люди, важные для меня, посланник. Мне пришло в голову… я все же буду рад исполнить желание короля. Я буду бороться здесь с вами, если вы также готовы доставить ему это развлечение.

По большому залу пронесся звук. Трудно сказать, подумала Ления, чего в нем больше: страха или предвкушения.

Посланник улыбнулся, потом перестал улыбаться.

– Не все мы склонны к насилию, – сказал он. – Некоторые из нас считают, что достоинство…

– Вы были, – резко спросил д’Акорси, – у стен Сарантия? Конечно, вы можете солгать. Мы этого не узнаем. Вы легко можете это сделать, вероятно, вы делаете это мастерски. Вы там были?

Ления с опозданием поняла, что он не просто разгневан, он в ярости.

– Да, – ответил посланник спокойно. – Я там был. Мне было бы стыдно отрицать такой славный момент. У войн и осад есть победители и побежденные, мой господин. Я был вместе с великим халифом у этих стен и когда мы прорвались сквозь них. Моя роль была незначительной – я не воин, как я уже сказал. Мои обязанности начались потом. И я продолжаю их выполнять. Но будете ли вы винить меня за то, что я праздновал триумф Ашара и моего народа? А затем со смирением и радостью молился в преобразованном и получившем другое название храме у дворцового комплекса, где теперь обитает Гурчу Завоеватель?

У него тоже не было необходимости говорить это последнее, подумала Ления. Все происходило очень быстро. Ей бы хотелось, чтобы Рафел был здесь. Ей недоставало его присутствия. Он бы многое объяснил ей после.

– Ваше величество, – сказал Фолько д’Акорси ледяным тоном. – Мне нужно знать: защищаете ли вы этого человека?

Тяжелое молчание в комнате, полной людей.

Король Эмери снова прочистил горло.

– Конечно! – ответил он. – Он посол при нашем дворе. Д’Акорси, простите нас за шутку насчет борьбы. Радость, вызванная вашим прибытием, заставила нас совершить ошибку.

Любезные слова, подумала Ления, но напряженные широкие плечи Фолько все еще свидетельствовали о его ярости. С таким человеком никто не захотел бы затеять борьбу, когда он был молод. Да и сейчас тоже.

Она увидела, как он медленно вдохнул и выдохнул. Он здесь выполняет задание, подумала Ления. И напоминает себе об этом.

– Благодарю вас, ваша светлость, – наконец произнес он уже почти – но все-таки не совсем – обычным тоном. – Вы правы, что напомнили мне об этом. Сейчас не время возвращаться в прошлое. Мы можем удалиться, чтобы обсудить нынешние дела, ради которых меня к вам послали? Я был бы вам признателен.

Король Фериереса кивнул в знак согласия. Ления видела на его лице облегчение. Она снова взглянула на посла из Ашариаса. Он все еще пристально смотрел на Фолько. Выражение его лица прочесть было невозможно.

Однако ей в голову пришла одна мысль. Она спросила у Фолько, можно ли ей быть в числе тех, кто отправится вместе с ним на встречу с королем.

Тот кивнул.

На эту встречу Фолько сопровождала она одна. Джан и Леон, самые доверенные его люди, получили другое задание, Ления не знала какое. Она понятия не имела, обычно это или вовсе нет – чтобы король заперся с посланником, каким бы важным тот ни был, сразу же после его прибытия. Она догадывалась, что это необычно. Они все еще были в костюмах для верховой езды, и, помимо прочего, им даже не предложили еды и питья. С Эмери в комнате находились два стражника, и еще два стояли в коридоре. Его сопровождали три человека постарше, с бородами; у них был очень озабоченный вид.

Комната гораздо меньшего размера, рядом с залом для приемов; по пути в нее они увидели еще больше охотничьих трофеев. По-видимому, здесь убили очень много животных. Отец Эмери, дед… она не знала, как далеко в прошлое уходит линия его предков и сколько лет этому охотничьему домику.

Но она знала достаточно, чтобы отойти к окнам, выходящим в сад. Ления расположилась не рядом с ними, но на той стороне комнаты, когда король и Фолько сели в кресла у очередного камина. Она сама была телохранителем к концу пребывания в Альмассаре. Ибн Анаша забавляло, что его охраняет женщина. Это подчеркивало его отличие от других. Тщеславие. Диян ибн Анаш гордился тем, что отличало его от окружающих.