Шрифт:
Закладка:
Она ушла, как только заметила, что начали уходить другие. Было еще не очень поздно, но этот день оказался долгим. Она решила спросить, нельзя ли приготовить горячую ванну в отведенной ей комнате.
Фолько еще сидел за столом рядом с королем. Когда она встала, он быстро взглянул на нее. Она не поняла, что означает этот взгляд.
Слуга с фонарем проводил ее по коридору, вверх по лестнице на один пролет, потом по другому коридору к ее комнате.
У ее двери стоял мужчина. За ним – еще двое, с лампами.
Ления остановилась. Ее сопровождающий остановился. С ней был только он один, слуга, не стражник.
Человек, стоящий у ее комнаты, поклонился и сказал:
– Мой хозяин не причинит вам вреда. Он был бы благодарен за возможность поговорить с вами, моя госпожа.
Она не стала доставать ножи. Пока нет. Меча у нее не было, его отобрали, когда они приехали. Ее не обыскивали, она ведь всего лишь женщина. Фолько позволили оставить при себе клинок. Положение и статус. Фолько здесь нет.
– Ваш хозяин находится в моей спальне? – спросила она. Голос ее звучал ровно.
– Да, госпожа. Он хочет побеседовать наедине.
Ления покачала головой:
– Скажите ему, чтобы он вышел сюда. Если у него есть что мне сказать, он может сделать это здесь.
– Но это… недостаточно уединенное место.
– Более уединенное меня не устроит. Поторопитесь, или я позову стражников короля и сообщу, что кто-то проник в мою комнату. Вы знаете, что другому послу утром отрежут руку. Дипломатическая неприкосновенность имеет границы, особенно сейчас. Позовите его сюда.
Оказалось, что в этом нет необходимости. Дверь ее комнаты открылась изнутри. Он все слышал. Она стояла слишком далеко и не видела, но, похоже, дверь была приоткрыта.
Хамади ибн Хайан вышел в коридор, высокий мужчина в красивой одежде. Теперь в зеленой; он переоделся к пиршеству. Наверное, ему было нетрудно отпереть запертую дверь. Она не видела, как он покинул зал. Ей следовало следить за ним. Ошибка?
Она думала, не выхватить ли сейчас нож или оба. Думала, не убить ли его.
Он поклонился ей, церемонно. Сказал своим людям что-то на ашаритском. Она, разумеется, поняла. Он сказал:
– Отойдите подальше. Она не причинит мне вреда.
– Вы слишком в этом уверены, – произнесла она на том же языке.
Думала, что он удивится. Но он не удивился или не подал виду. Подождал, пока его люди отойдут немного дальше по коридору. Слуга, сопровождавший ее, тоже отошел назад, как и следовало.
Ибн Хайан сказал, снова на ашаритском:
– Я не воин, как я уже говорил. Подозреваю, вы могли бы меня убить.
Она не собиралась этого делать. Пока. Они оба это понимали. Ей отчасти хотелось, чтобы это было не так.
– Зачем все это? Почему в моей комнате? Какое вам до меня дело?
– Вы спутница д’Акорси, – просто ответил он. – Вас выбрали, несмотря на то что вы женщина. Возможно, из-за того, что вы женщина, я не знаю. Но после сегодняшнего происшествия в зале приемов, я думаю, он не станет со мной разговаривать.
– Я должна ему что-то передать?
Ибн Хайан кивнул. Сейчас в коридоре было темно. Свет, падающий из-за ее спины, слабо дрожал на стене. Слуга, который держит лампу, боится, подумала она.
– Да, но у меня есть еще одна причина, – сказал ашарит.
– Какая?
– Сначала скажите, готовы ли вы меня выслушать?
– Я слушаю, – ответила Ления.
Что еще она могла сказать?
– У нас есть основания считать, что Верховный патриарх Джада намеревается напасть на Тароуз.
– Неужели? – спросила она.
Он быстро улыбнулся:
– Зарик ибн Тихон написал из Тароуза, просил помощи на случай такого нападения.
Она ничего не ответила, хотя чувствовала, что совсем не разбирается в обстановке. Но тебе надо только его выслушать, напомнила она себе. И передать это Фолько.
– Он не получит никакой помощи, – продолжал ибн Хайан. – Это уже решено. Мне сообщили об этом в письме. Братья ибн Тихон нанесли оскорбление великому халифу, и теперь Зарик потеряет свой город – или спасет его самостоятельно, если будет угодно Ашару и звездам.
Ей предоставили сведения огромного значения в темном коридоре охотничьего домика в Фериересе. Кто она такая, чтобы слушать это, подумала Ления. Почему жизнь и случай так распорядились?
– Или солнечному Джаду, – сказала она.
Еще одна быстрая улыбка. Ее глаза теперь лучше видели в темноте. У него была серьга в левом ухе и множество колец на пальцах.
– Просьба великого халифа проста. Делайте что хотите с Зариком ибн Тихоном и его воинами и с теми сокровищами, которые находятся в его городе, если вы его возьмете. Он опытен в бою, особенно на море, пусть и перестал быть полезным. Вы можете потерпеть поражение. Но жители Тароуза ни в чем не повинны. Было бы жестоко убить их за его грехи или за грехи его брата.
– Какие грехи? – спросила она. – И почему он перестал быть полезным?
Осман впервые заколебался. Затем, словно закончив диалог с самим собой, сказал:
– Братья организовали убийство в городе Абенивине, убили халифа ради собственного возвышения, вызвали волнения в Маджрити, не принеся никакой пользы Ашариасу.
Женщина, которая была одним из орудий этого убийства, радовалась, что в коридоре темно. У нее возник вопрос, и она не смогла удержаться, чтобы не задать его:
– А Гурчу Разрушитель был милосердным или жестоким в Сарантии?
Хамади ибн Хайан выглядел удивленным. Он покачал головой, но озадаченно, а не в знак окончания беседы.
– Вы должны знать ответ, моя госпожа. Он убивал тех, кто с ним сражался, как и следует поступать при взятии города, чтобы добиться его падения, если он не сдается. Но его намерение было и остается править городом, а не разрушать его, как бы вы его ни называли. Джадиты живут в Ашариасе. И все время приезжают новые. Многие перешли в веру Ашара, некоторые нет. Они платят положенные налоги, и им разрешают иметь свои святилища. Некоторые приезжают и уезжают, морем или по суше, торгуют. Вы не можете этого не знать. Люди всегда погибают при взятии города, но великий халиф – завоеватель, а не изувер. Поэтому ответ на ваш вопрос – он был милосердным. И теперь просит, чтобы почитатели вашего солнечного бога так же отнеслись к жителям другого города.
Она молчала, раздумывая. Потом сказала:
– Как вы собирались передать это?
