привычки Екатерины II, нельзя не упомянуть еще об одном ее увлечении. Речь идет о собирании драгоценностей. В личных покоях государыни имелась специальная Бриллиантовая комната, где хранились личные, а также часть государственных украшений императрицы. Большинство этих вещей сейчас экспонируется в Золотой кладовой Эрмитажа и Алмазном фонде Оружейной палаты. Характеризуя количественно это хобби Екатерины, следует указать, что около 40 % вещей, находящихся в Алмазном фонде, является ее заказами или подарками ей. Здесь хранится знаменитая подвеска с розовым турмалином рубеллитом («Рубин Цезаря») в виде виноградной грозди, подаренная шведским королем Густавом III в 1777 году, а также бриллиантовая корона, созданная в 1762 году ювелирами Г.Ф. Эскартом и И. Позье ко дню коронации. Мастера с блеском выполнили требование заказчицы соединить большую величину и сложную композицию с изяществом и легкостью (масса венца – 1907 г). По желанию императрицы в корону был включен один из семи главных фамильных камней Романовых – огромная темно-красная шпинель (399 каратов), принадлежавшая царю Алексею Михайловичу. Одной из жемчужин ювелирного собрания Эрмитажа стала огромная коллекция ее драгоценных табакерок. Екатерина II до конца своих дней с удовольствием играла в карты, особенно в рокамболь и в вист, но в отличие от Елизаветы Петровны, очень не любила проигрывать. Этим, кстати, пользовались многие царедворцы (А.С. Строганов, Е.В. Чертков и др.), чтобы сделать императрице приятное.

Еще одним «хобби» Екатерины была привычка лично вникать в громкие политические и уголовные процессы. В связи с особенностями своей специальности не могу не остановиться на некоторых вопросах организации следствия и судопроизводства во времена ее правления. Знаменитые дела Е.И. Пугачева и А.Н. Радищева подробно освещены в литературе. Я кратко расскажу о двух малоизвестных процессах. Руководителем дознания по всем крупнейшим делам при Екатерине продолжал оставаться «бессменный» Степан Иванович Шешковский. Высокий, чуть сутулый, худощавый, с умным бледным лицом и проницательным взглядом глубоко сидящих глаз, одевавшийся в темное, он производил гнетущее впечатление. С.И. Шешковский пользовался такой страшной репутацией, что при одном упоминании его фамилии люди бледнели. В присутственных местах никто не смел обращаться к нему первым, даже большинство вельмож. Уважал он только Г.А. Потемкина и считался лишь с ним.

Рассказывая в этом плане об эпохе Екатерины II, нельзя обойти вниманием дело первой серийной убийцы (модный нынче термин) в России – Дарьи Николаевны Салтыковой. Оставшись в 25 лет вдовой и безраздельной хозяйкой тысяч крепостных, этот «урод рода человеческого» (по образному замечанию императрицы) замучила десятки людей. Убийства совершались садисткой открыто, не в глухой деревне, а в Москве, на Кузнецкой улице. Попытки дворовых жаловаться на свою госпожу ни к чему не приводили – Салтыкова подкупала чиновников, в том числе начальника московской полицейской канцелярии, прокурора сыскного приказа и др. Убийства продолжались в течение почти семи лет, с 1756 по 1763 год. Следствие тянулось шесть лет и получило реальный ход лишь когда соответствующие материалы попали в Сенат. Юстиц-коллегия, допросив десятки человек, установила, что Салтыкова лично умертвила или приказала убить не менее 138 человек. Следователи констатировали: «В числе убитых мужчин были два или три, а остальные все женщины… некоторые забиты до смерти конюхами или другими людьми Салтыковой… но большую часть убивала она сама, наказывая поленьями, вальком, скалкой…» (Анисимов Е.В., 1986). Ныне психиатры определяют болезнь Салтыковой как садизм и садолесбиянство. Она находила удовольствие в пытках девушек и молодых женщин, причем в списке убитых ею лично значатся две девочки 11 и 12 лет. Скупое описание телесных повреждений на трупах позволяет предполагать наступление смерти жертв от черепно-мозговой травмы, сочетанной тупой травмы груди и живота с повреждением внутренних органов, травматического шока[83]. Несмотря на неопровержимые улики, садистка не призналась ни в одном преступлении, видимо, рассчитывая на поддержку высокопоставленных родственников (из рода Салтыковых, в частности, происходила царица Прасковья, супруга Ивана V; многие представители этой семьи имели титулы). К чести Екатерины II, она все же отдала убийцу в руки судей. Приговор был жестким – пожизненное заключение. Салтыкова спокойно выслушала приговор, стоя на эшафоте с надписью «мучительница и душегубица» на Лобном месте. 33 года убийца провела в тюрьме Иоанновского монастыря Москвы, так и не раскаявшись. Имя «Салтычихи» на многие десятилетия стало нарицательным. Дело Салтыковой по завершении процесса сначала попало в секретный отдел Петербургского Коллежского архива, затем, после ряда архивных реорганизаций, оказалось в РГАДА, где хранится и ныне.

Судебное преследование настигало и высших руководителей Русской Православной Церкви. В этом плане показательным является дело Высокопреосвященнейшего Арсения, Митрополита Ростовского. Елизавета в начале своего царствования возвратила имения монастырям и церквям. Петр III приказал передать управление церковными имуществами Коллегии экономии. Описи монастырских имуществ производились при Петре III грубо, без учета мнения Церкви. При вступлении Екатерины II на престол архиереи подали ей жалобы и просили о возвращении управления церковными имуществами. Она по совету А.П. Бестужева-Рюмина удовлетворила их желание. Однако вскоре приказано было произвести новые описи монастырским и церковным имуществам; против них особенно восстал Ростовский митрополит Арсений (Мацеевич). В донесении Священному Синоду он выражался резко, цитируя церковно-исторические факты, сделал оскорбительные для Екатерины сравнения. Синод представил дело императрице в надежде, что она и на этот раз выкажет свою обычную мягкость. Это не оправдалось: донесение Владыки Арсения вызвало такое раздражение в Екатерине, какого не замечали в ней ни прежде, ни после. Она не могла простить Митрополиту сравнения ее с Юлианом, Иудой и желания выставить нарушительницей своего слова. Митрополит Арсений был приговорен к ссылке в Архангельскую епархию, в Николаевский Корельский монастырь, а затем, вследствие новых обвинений – к лишению монашеского сана и пожизненному заточению в Ревеле. До октябрьского переворота в 1917 году в Корельской обители сохранялась деревянная колода, к которой был прикован смелый архипастырь. Справедливости ради следует отметить, что столь строгий приговор был обусловлен не только спорными имущественными вопросами: Владыко Арсений[84] позволял себе осуждать императрицу и за открытый разврат.

* * *

Рассказывая о Екатерине, невозможно обойти вниманием удивительное явление придворной жизни, характеризующее не столько свободные нравы конца XVIII века, сколько нашу героиню. Речь идет о фаворитизме. Известно, что многие правительницы, современницы этой государыни, например, австрийская императрица Мария-Терезия, также не отличалась строгой моралью и высокой добродетелью. Но случай с Екатериной II, в последние годы жизни одряхлевшей, несомненно, страдавшей рядом тяжелых соматических заболеваний женщиной, выпадает из общей скандальной хроники. Он, бесспорно, заслуживает трактовки скорее врача, чем историка или писателя.

Характеризуя этот «феномен», К. Массон (1998) писал о Екатерине II: «Чтобы удовлетворить свой темперамент, она имела бесстыдство учредить придворную должность с