…Он притормозил возле одного из ларьков, намереваясь купить водки (с отцом же надо будет посидеть при встрече), но, взглянув на раскинувшуюся подле ларька младшую сестру Гримпенской трясины, передумал. Купит потом возле отцовского дома, и не в ларьке, а в магазине поприличнее.

На свидание с родителем Толик не торопился, решив сперва немного покружить по городу. И чем дольше он кружил, тем настойчивее им овладевало странное чувство неузнавания — сродни тому чувству, которое испытала сестра в аэропорту при виде обамериканившегося Толика. Город был тот же самый и в то же время — не тот. Он остался прежним снаружи, но изменился внутри. Все знакомые Толику с детства здания стояли на своих исконных местах, одряхлевшие и облезлые, но внутри их колготилась другая жизнь, пробиваясь на фасады яркими цветами вывесок и рекламных объявлений. Ворота военного завода были распахнуты настежь, как и ворота видневшихся в проеме ремонтных корпусов, недоступных ранее для постороннего глаза. В корпусах и вокруг них хозяйничали, как солдаты — в захваченной крепости, орды продавцов и покупателей. Здесь торговали всякой всячиной, что подтверждал и щит с внешней стороны забора. На щите огромными буквами было написано "Рынок" и чуть ниже — "Продадим все!". У ворот слабосильные "жигули" и "москвичи" перемешались с могучими, заляпанными грязью иномарками. У машин небольшими стаями группировались решительного вида мужчины. Сунув руки в карманы брюк и тренировочных штанов, мужчины что-то обсуждали, похохатывали, внимательно, по-звериному озираясь по сторонам и доставая руки из карманов лишь для того, чтобы стряхнуть пепел с сигарет.

Толик, не останавливаясь, проехал мимо рынка, двигаясь в сторону своего бывшего дома. В родной двор, правда, заворачивать покамест не стал, умышленно отложив этот самый многообещающий по ностальгическому запалу визит на десерт. Такая привычка выработалась у него еще в детстве — все самое вкусное оставлять напоследок, сберегать, так сказать, и заныкивать, как бы остро ни хотелось приняться за вкуснотищу прямо сейчас. Сиюминутный искус всегда отодвигался в сознании Толика приятными мыслями о том, что самое сладкое ждет его и только его, как принцесса — в королевских покоях, никуда от него не денется и с лихвой вознаградит его за долгое ожидание, когда, наконец, придет миг вкушения. "Сначала отдам сыновний долг вежливости, а уже затем — в родной подмосковный дворик, к бывшим друзьям и соседям, — сказал он себе сейчас. — Если они там остались, эти друзья и соседи".

А вот у библиотеки, на стеллажи которой Толик школьником совершал опустошительные набеги, он все же остановился, через боковое стекло обескураженно глазея на то, что стало с храмом печатной красоты и вдохновения. Ни один, даже самый искушенный книголюб не отыскал бы теперь и намека на реликтовые букинистические следы в этом двухэтажном здании, чья лицевая сторона была залеплена различными по размеру, расцветке и крикливости вывесками. "Видеопрокат "Кассетные бомбы", "Банк "Золотое дерево" ("50 % годовых — только здесь!"), "Стоматология "Коронка Российской Империи", "Агентство недвижимости "Теремок", "Кабинет народной медицины и целительства "Перун" ("Ваше тело — наше дело!"), "Зоомагазин "Дикий друг"… У библиотеки, разумеется, не было ни малейшего шанса устоять перед этим лавинообразным натиском предпринимательской мысли и нездоровой алчности. Сотканный из чугунных петель кружевной забор вокруг здания — и тот принесли в жертву разбитой перед зданием автостоянке. Разбитой во всех смыслах слова…

Доконала заокеанского гостя неудачная попытка зайти в родную школу, куда его не пустил рябой охранник с гербовидным шевроном и надписью "Рюрик" на униформенном рукаве. Со словами "Посторонним не положено!" рябой Рюрикович, не слушая объяснений Толика, животом подталкивал его к двери и, в конце концов, успешно вытолкал из здания.

Вконец загрустивший Толик направился к центру города. Отец жил в другом районе, и дорога через центр, надо думать, получится кратчайшей. Желание осматривать старые новые достопримечательности родного городка, превратившегося из серого трудолюбивого скромняги в нахального ярмарочного зазывалу, орудующего под охраной меднолобого бурбона, у Толика пропало. Оставалось надеяться на то, что люди в этом городке, может быть, изменились внешне, но не внутренне. Близкие Толику люди, ради которых он сюда и приехал.

Центральную городскую площадь, между тем, тоже постигла перемена. Она не бросалась в глаза, и Толик не сразу уяснил, что Вечный огонь больше не горит. Мемориал павшим воинам на месте, вон и цветы лежат, а Вечного огня нет. Погас, как олимпийский огонь по завершении Олимпиады. Вечный огонь-то новым властям, интересно знать, чем не угодил? Или газ закончился? Ну, так во всем городе он, наверняка, не закончился, а как раз здесь почему-то иссяк…

Раздумывая о загадочной невечности Вечного огня, Толик лишь в последнюю секунду увидел краем глаза выскочивший откуда-то сбоку черный "вольво", похожий на крокодила. "Крокодил" мчался наперерез его обреченному "жигуленку" неумолимым катком смерти. Толика спасло то, что сам он ехал на невысокой скорости и чудом успел крутануть руль, уходя от столкновения. Однако совсем уйти не удалось: правой "бровью" "жигуленок" приложился к задней двери "вольво". Удар, звон разбитого стекла, сатанинский стон тормозов — ему показалось, что все эти звуки раздались одновременно, как тройной залп орудий. Толика бросило вперед, и грудь его, стиснутую ремнем безопасности, пронзила боль. Как будто кто-то с силой толкнул его в спину на стальные перила. Не помогли и куртка с рубахой. Но больно — не смертельно, поболит и пройдет. Зато этот ремень, выходит, сейчас сохранил Толику жизнь. Слава Богу, в Америке принято ездить пристегнутым, и он тоже взял себе это за правило с тех пор, как обзавелся собственной машиной. Не то, что московские водители — сплошь духовные наследники камикадзе, как он заметил. Зять Кирилл, например, и не подумал пристегнуться, когда вез их с Татьяной домой из аэропорта. Идиоты, гробят свои и чужие жизни… Где бы Толик сейчас был, если бы не его реакция и этот ремень?.. Повезло еще, что других машин рядом не было, и никто в них не врезался. Ффуу… Толик вытер взмокшее лицо.

Из "вольво" тем временем десантировались две уменьшенные и постриженные под "ежика" копии Кинг-Конга — два здоровяка в одинаковых кожаных куртках и с одинаковыми лицами. Они не были ни близнецами, ни, скорее всего, родственниками, но лица у них, тем не менее, были абсолютно одинаковыми: Толик мог в этом поклясться, хотя вряд ли смог бы это объяснить. По лбу одного из здоровяков стекала струйка крови: должно быть, при столкновении рассек себе чем-то в салоне кожу. Толик отстегнул спасительный ремень безопасности, когда окровавленный