здоровяк рывком открыл дверь "жигуленка", за шиворот выволок водителя из салона и, не тратя время на словесные прелюдии, саданул его прямым правым в челюсть. Толику снова помогла хорошая реакция: ему не удалось увернуться, но, инстинктивно дернув головой, он смягчил силу удара. Тут же его двинули, будто поленом, в пах, сверху обрушилась целая поленница увесистых тумаков, и Толик, всхрапнув, упал на мостовую — под копыта налетевшей на него конницы. Здоровяки принялись месить его ногами. Они били молча, без криков, мата и даже без особой злобы, методично выполняя заученные движения, — как виноградари топчут в кадушках тугие и пьяные урожайные гроздья. Автомобили проносились мимо, не делая попытки затормозить. Пешеходы столь же безразлично спешили по тротуарам. Лишь парочка зевак на автобусной остановке с любопытством наблюдала за экзекуцией. Толик не сопротивлялся, понимая, что это только усугубит его незавидное положение. Единственное, что он мог сделать, это уткнуться лицом в весенний асфальт, подтянуть колени к подбородку и закрыть рукой голову, пряча от Кинг-Конгов свой сломанный в Америке нос — в той драке с кубинцем Мондруэрой, вообразившим, что русский задумал охмурить его подружку, уборщицу Бениту. Тогда объяснять что-либо тоже было бесполезно, тогда на это тоже не было времени, однако была возможность принять бой. И, несмотря на сломанный нос, Толик выглядел в том бою достойно. Он сумел несколько раз достать Мондруэру и впечатал ему сочный фингал под глаз. Фингал заметил бы любой человек в радиусе ста метров от Мондруэры, если бы не чернокожая физиономия кубинца. Толик еще в детстве шутил, что у негров не бывает ни синяков, ни прыщей. То есть, они бывают, только их никто не видит. Кто же знал тогда, что со временем ему представится возможность самому это проверить опытным путем.

…Избиение на мостовой закончилось так же молниеносно, как и началось. "Харэ, Шомпол! — раздался из "вольво" чей-то громовой непререкаемый голос. — Харэ, я сказал! Доставьте мне его сюда!". Кинг-Конги подхватили Толика под белы руки, которые были уже не белыми, а грязными, и потащили к крокодильей морде "вольво". На переднем сиденье рядом с водителем восседал гималайских масштабов человек с зачесанными назад волосами, в черном и длинном, как сутана, плаще, черных шелковых брюках и густого чернильного цвета джемпере. Поверх джемпера, на непомерно широкой наковальне груди сиял крест на жирной золотой цепи. Крест представлял собой две перекрещенные золотые пули, на которых и был распят Спаситель. Все необъятное тело человека в "вольво" подавляло разум и волю (да и "вольво" вместе с волей) при одном лишь взгляде на него, внушая, видимо, благоговейное восхищение друзьям и ужас врагам. Возникало впечатление, что тело это под одеждой заключено в панцирь средневековых рыцарских лат. Но никаких лат под одеждой не было. Была лишь плоть. Пуды плоти, столь же непробиваемой, как латы.

"Ба, какие люди — и без наручников!", — сказала Шэрон Стоун Майклу Дугласу", — с веселым удивлением протянул здоровяк, рассматривая подпираемого Кинг-Конгами Толика. — Какие люди на нашей территории… Ну, здорово, Толян! Отпустите его". Кинг-Конги повиновались. Толик, кашляя и отхаркиваясь, держался за ушибленную скулу, как за раздутую флюсом щеку. "Не узнаешь? — весело поинтересовался человек в "вольво", следя за выражением его перепачканного лица. — Бывших школьных друзей не узнаешь? Лучших друзей? Бывших соседей, а?". Толик поднял голову. Что-то очень далекое, но очень знакомое было в этом низком голосе, в этих мясистых щеках, коротком вздернутом носе, носорожьей стати. Неужели… "Венька?..", — не веря собственному предположению, спросил Толик. "Узнал, узнал! — обрадовался "крестоносец". — Значит, богатым не буду. Так бы я сказал, если бы мои бабки, Толян, зависели от тебя и от этих дебильных примет. Но они зависят только от меня самого. Ну, здорово, что ли, Толян!". Толик аккуратно пожал протянутую ему лапищу с золотым обручем кольца на безымянном пальце. "Сильно тебя мои гвардейцы помяли?", — Венька улыбался так невинно, словно спрашивал о погоде. "Да если бы не ты, наверное, убили бы, — Толик, сморщившись, потрогал отбитый бок. — Они бешеные, что ли? Сначала чуть не задавили… Куда несетесь-то так, никого вокруг не видя?.. Потом бить стали…". — "Да это они не со зла. Это у них условный рефлекс, как у собак Павлова. Если кто наехал на меня или на них — сразу получи в ботву, борзота. А ты, Толян, на нас наехал по любому (он хохотнул). Шомпол вон себе аж башку оцарапал, когда ты нашу тачку зацепил. Так что, не исключено, все-таки осерчал он на тебя малеха. А, Шомпол?.. Но у тебя, Толян, я гляжу, и с реакцией порядок полный, и челюсти крепкие. Шомпол обычно кости с первого удара ломает, а ты — вроде целый, бухтишь без проблем. Даже кровянки нет. Молоток, Толян. А шишки рассосутся, у кого их в жизни не бывает… Бешеные пацаны у меня, говоришь? Ну, да, бешеные. Но спокойные, при этом. Как-то вот у них одно с другим сходится, понимаешь? За то их и держу. Охрана это моя". "От них самих людей охранять надо", — Толик покосился на одного из Кинг-Конгов, застывших, как истуканы. "Тоже верно, — согласился Венька. — Хотя вообще они добрые пацаны, без причины никого пальцем не тронут, только — за дело. Как тот солдат, который ребенка не обидит… А ты, Толян, вообще какими судьбами попал к нам под колеса? Из Москвы приехал?". — "Нет, из Америки". "Вон что, — протянул Венька. — В Америке, стало быть, живешь… Давно?". — "Пять лет". — "А сейчас чего, вернуться решил?". — "В гости к сестре прилетел. А сюда к отцу заехал. Заодно и друзей бывших найти хотел". "Ну, так на ловца и зверь бежит, — воздел Венька лапы к небу. — Одного ты уже нашел. И раз не поубивали друг друга, значит, надо отметить встречу. Заедем сейчас в один кабак, выпьем, побазарим часок, вспомянем прошлое, лады? Садись в свою тачку и поезжай за нами. Здесь рядом совсем. Давай, давай, садись, отказ не принимается".

Венька захлопнул дверь, Кинг-Конги прыгнули на заднее сиденье, и "вольво", осторожно огибаемый проезжающими машинами, тронулся с места. Толику совершенно не хотелось праздновать нечаянную встречу с одноклассником, которая, к слову говоря, отчего-то не вызвала у него бурной радости — наверное, слишком велико было потрясение от случившегося на трассе. Да и в висках ломило после Кинг-Конговской кулачной бомбардировки. Однако что-то подсказывало Толику, что возражать Веньке, такому новому и монструозному, не следует.

Глава 40

Минут через 10 они припарковались у какого-то ресторана на тихой улочке с