В который раз заметив в озере сумасшедшего цвета, заменявшего в Реке Мира привычное небо, набухающую почку энергию, Хаджар, с Черном Клинком наголо, прыгнул в сторону, куда должна была ударить молния.

Но, как и сотни раз прежде, он опоздал. Пусть на долю мгновения. Столь краткий отрезок времени, что смертный и не отличил бы его от абстрактного “сейчас”.

И, все же, этого хватило, чтобы очередная молния оставила угольную полосу на груди Хаджара. Отбросила его на уже вспаханную и разве что не засеянную землю.

Шел дождь.

Крупные, холодные капли, падая на лицо Хаджару, постепенно приводили его в чувства. Реальность толчками возвращалась в помутневшее сознание.

Раскинув руки в разные стороны, он лежал по центру поляны, которая уже мало чем напоминала ту, на которую его изначально привел Орун.

Этот клочок земли выглядел так, будто на нем веками сражались могучие воины. Вскопанная, покрытая жуткими шрамами, не менее чем грудь самого Хаджара, земля. Вырванные с корнями деревья, обожженные пни, взмокший пепел, грязевыми потоками омывали края поляны.

Буря в небе не утихала уже третью неделю. И за это время Хаджар успел “поймать” не меньше нескольких тысяч молний.

Любой Небесный Солдат при таком испытании уже давно отправился бы к праотцам. Но не Хаджар Дархан. В его груди билось Драконье Сердце — оно сделало его теле крепче, чем у любого адепта той же стадии.

Он выпил орочий Волчий Отвар и выжил, чтобы рассказать об этом — это укрепило его энергетическое тело, сделав его крепче, чем у любого адепта той же стадии.

Он тренировался в драконьей технике медитации “Путь Среди Облаков”. Он смог изменить её, сделав не просто подходящий для человек, а для человека, с драконьим сердцем.

Хаджар не был простым Небесным Солдатом. И поэтому он был все еще жив.

Обожженный, окровавленный, с бесчисленным множеством шрамов, местами обугленный, он все еще дышал.

Но, видит Высокое Небо, иногда он хотел, чтобы все это было не так. Иногда он думал о том, насколько тихо и спокойно за порогом дома праотцов…

Хаджар закрыл глаза. Ему нужно было вновь посмотреть сквозь Реку Мира и…

Что-то вонзилось ему в левую щеку. Машинально приложив к лицу ладонь, Хаджар с удивлением нащупал простую, деревянную щепку.

Вытащив занозу, он, открыв глаза, разглядывал окровавленную деревяшку.

— Какого…

Хаджар смотрел на мир сквозь Реку Мира. Ни что не могло укрыться от его взора, пронзавшего сами потоки энергии. Но тем не менее, каким-то чудным образом, он не увидел простую щепку.

Щепку, которую легко бы смог поймать, если бы не закрывал глаз.

— Настоящий воин никогда не закрывает глаз, — донеслось с ветки, на которой сидел Орун. — Даже если с ним играет в гляделки сама смерть.

Хаджар, приподнявшись на локте, повернулся к учителю и уже хотел спросить что тот имеет в виду. Но не стал.

Он вспомнил эпизод, когда Орун, глядя своему ученику в глаза, обломками косточки разбил сразу две молнии.

Орун не закрывал глаз, чтобы вглядеться в потоки Реки Мира…

— Буря заканчивается, — Орун, впервые за две, с половиной, недели спрыгнул на землю он держал в зажатой руке деревянную фигурку, но Хаджар не видел, что именно она изображала. — Если не справишься с заданием — можешь проваливать с этой горы. Тебе здесь не место.

Хаджар мог поклясться, что на мгновение его посетила подобная мысль. Ведь как было просто — остаться лежать обласканным свежим, холодным ливнем. Забыть все те трудности и опасности, которым его подвергал этот маньяк.

Но…

Так нельзя было стать сильнее. Нельзя было стать сильнее изучая взмахи меча в компании старого, мудрого учителя, который будет курицей-наседкой нависать над тобой и поправлять каждое движение.

Стать можно было сильнее только с тем, кто бросит тебя в самое жерло, в самое пекло, а потом протянет руку. Но так, чтобы схватиться за неё ты смог только в том случае, если у тебя самого хватит сил суметь и мозгов чтобы понять, как до неё дотянуться.

Орун протягивал Хаджару свою руку.

Хаджар не мог выставить себя тем, кто исчезнет в жерле, будучи слишком слабым и трусливым. Нет, не перед Орун, полюби его улитка, а перед самим собой. Кто останется лежать на поляне, если Хаджар сдастся?

Разве что хладный труп.

Орун не просто бросил Хаджара в пекло и жерло. Он поставил его перед лицом той самой смерти и он ждал, что ученик смело посмотрит последней в глаза.

Тяжело, как и прежде. Опираясь на меч. Шатаясь. Хаджар поднялся на ноги.

Небо чернело. Оно и до этого было настолько чернильным, что воронье крыло на его фоне выглядело розовым рассветом.

Но сейчас тучи буквально проваливалась внутрь бездны. Холодного, бескрайнего космоса, в котором резко погасли все звезды.

Орун сделал шаг назад. Отошел под крону единственного, уцелевшего на несколько сотен метров вокруг, дерева.

Сжимая в руке фигурку так сильно, что его ладонь, часть тела, сравнимого по крепости с артефактом уровня, Неба, начала кровоточить, он смотрел на своего ученика.

Если еще час назад Оруну приходилось отгонять от себя хищников, то сейчас даже те, кто достиг стадии Первобытного, поспешили разбежаться по укрытиям.

Приближалось мгновение, которое на Горе Ненастий называли — Невидимой Смертью. Сам Орун, когда отправился в это свирепое место в поисках силы, трижды был вынужден убежать от Невидимой Смерти.

И лишь на четвертую попытку он её одолел. Положил к своим ногам, полюбовался мгновение и, перешагнув, отправился дальше — искать следующего противника.

У ученика не было даже второй попытки. Время работало против них. И если тот не сможет побороть её сейчас, то уже не сможет никогда.

Орун сохранял тишину. В сгущающемся вокруг, практически осязаемом мраке, пылали его глаза.

Орун, наверное, так долго прожил на Горе Ненастий, среди самых могучих в Дарнасе зверей, что начал забывать, кого это быть рядом с человеком.

Рядом с человеком, которому желаешь…

Впрочем, все это не важно. Молодых волчат, когда у тех прорежутся клыки и окрепнут кости, не учат охотиться — их заставляют засыпать голодным.

Клыки у его ученика, даже в таком мраке, выглядели чернее бездны. Его кости были достаточно крепки, чтобы справиться с яростью бури.

Осталось проверить —