пришлось пристрелить трех оставшихся щенков и использовать сани на топливо. Мы теперь могли совершать более дальние походы, так как лед здесь был очень ровным; прибрежные острова не позволяли огромным паковым льдинам наседать на берег.

К 29 мая мы достигли западной оконечности острова Кинг-Вильям. Я назвал этот мыс именем Крозье, капитана корабля «Террор», отважного предводителя отчаянного предприятия, о котором только что получил известие.

Очень низкий берег, по которому мы шли, был просто полосой гальки. Мы обнаружили здесь только следы медведя и нескольких песцов, но единственными живыми существами, которых мы встретили, были несколько белых куропаток. Даже следы бродячих эскимосов попадались гораздо реже после того, как мы оставили мыс Хершел. Изредка виднелись груды камней, указывавших местоположение лагерей. Но камни эти поросли мхом и, видимо, были сложены очень давно. И путь по льду тоже не сулил ничего хорошего. В этих мелких покрытых льдом водах тюлени попадаются редко, и, вероятно, их фауна так же бедна, как и на суше.

От мыса Крозье береговая линия круто поворачивает на восток. Рано утром 30 мая мы расположились лагерем около большой лодки, еще одной печальной реликвии, оставленной погибшей экспедицией. Как сообщал Хобсон в оставленной для меня записке, он нашел и осмотрел эту лодку несколько дней назад.

Мы прежде всего осмотрели сложенную в лодке в большом количестве одежду, превратившуюся в ветошь. Ни на одном предмете не удалось обнаружить имени погибшего владельца. Лодка была тщательно вычищена, и весь снег из нее был удален, так что ничто не ускользнуло от нашего внимания.

Длина лодки составляла 28 футов, ширина — 7 футов 3 дюйма. Суденышко было легким и в воде сидело неглубоко. Несомненно, его тщательно снаряжали, готовясь к плаванию вверх по реке Бакс. Ни весел, ни руля у лодки не было, но большой кусок светлой парусины, которую мы нашли, а также маленький блок для поднятия паруса заставляют предположить, что суденышко было парусным. В лодке имелся, кроме того, парусиновый навес или палатка.

Вес самой лодки составлял примерно 700–800 фунтов; кроме того, она была установлена на необычайно тяжелых и крепких санях, сооруженных из двух дубовых досок длиной 23 фута 4 дюйма, шириной 8 дюймов и средней толщиной 2,5 дюйма.

По моим подсчетам, вес саней составлял не меньше 650 фунтов, а то и значительно больше. Общий вес лодки и саней можно принять равным 1400 фунтам. Чтобы тянуть эти сани, требовалось не менее семи крепких и здоровых людей, но и для тех они были бы тяжелым грузом.

Но еще до того, как мы сделали все эти наблюдения, наше внимание приковало нечто ужасное. В лодке лежали части двух человеческих скелетов. Один принадлежал, видимо, молодому человеку слабого телосложения, другой — широкоплечему крепкому мужчине средних лет. Первый скелет, найденный в носовой части, был уже так разрушен, что Хобсон не мог определить, умер ли несчастный именно здесь. Крупные и сильные звери, вероятно волки, сильно повредили этот скелет, принадлежавший, возможно, офицеру. Около него мы нашли остатки вышитых туфель. Другой скелет был в несколько лучшем состоянии — на нем сохранились одежда и мех. Он лежал поперек лодки под сиденьем для гребцов. Рядом мы нашли пять карманных часов, а также два двуствольных ружья — один ствол в каждом был заряжен и курки взведены. Ружья были прислонены к борту лодки дулом вверх. Не приходится говорить, с каким пристальным вниманием мы осмотрели эти печальные остатки и с каким нетерпением переворачивали каждый обрывок одежды в поисках записной книжки, дневника или хотя бы метки. Мы нашли пять или шесть маленьких книг, все религиозного содержания, за исключением «Вокфилдского священника»[93].

Среди поразительного количества одежды лежало семь-восемь пар обуви различных фасонов — зимние матросские ботинки, тяжелые сапоги и особо прочные башмаки. Я обнаружил также шесть шелковых носовых платков, белых, черных и вышитых, полотенца, мыло, губку, зубную щетку и гребни. Кроме этих предметов, там были веревки, гвозди, пилы, щетина, дратва, порох, пули, дробь, патроны, пыжи, кожаная патронная сумка, ножи складные и столовые, коробки с иголками и нитками, бикфордов шнур, несколько ножен для штыков, разрезанных так, чтобы служить футлярами для ножей, два рулона листового свинца. Словом, всего было очень много. Это разнообразие удивило нас тем сильнее, потому что в большинстве случаев при передвижении на санях в полярных странах такие вещи рассматривались бы теперь как малополезные, но зато способные вымотать команду, волочившую сани.

Из провизии мы обнаружили только чай и шоколад. Остаток чая был ничтожен, но шоколада оказалось около 40 фунтов. Одни эти продукты не могли поддержать жизнь в таком суровом климате, между тем мы не нашли ни сухарей, ни мяса.

На корме оказалось 11 столовых ложек, 11 вилок и 4 чайные ложки — все из серебра. Из этих 26 предметов на 8 был герб сэра Джона Франклина, а на остальных — герб или инициалы других девяти офицеров.

Столовое серебро сэра Джона Франклина, вероятно, было роздано матросам для пользования как единственное средство его спасти; вероятно, примеру Франклина последовали и офицеры. Во всяком случае, мы не нашли ни одной железной ложки, какой обычно едят матросы.

Нас привело в недоумение, что из значительного числа людей, вероятно, 20–30 человек, которые составляли экипаж лодки, удалось обнаружить останки только двух человек. Не было видно поблизости и могил, а они были бы заметны на равнине. Но надо принять во внимание, в какое время года этим несчастным пришлось оставить свои корабли и что грунт тогда, видимо, насквозь промерз. Поэтому рытье могил было сопряжено для них с величайшими трудностями.

Меня поразило, что сани были повернуты на северо-восток, то есть как раз в том направлении, в каком мы собирались идти!

Подумав, я пришел к заключению, представляющемуся мне правдоподобным, что лодка с экипажем, видимо, возвращалась к судам. И тот факт, что в лодке осталось только двое, можно объяснить, лишь предположив следующее: покинувшая корабль партия уже была не в состоянии волочить лодку дальше, а эти двое не могли продолжать путь пешком, не отставая от своих товарищей. Их, вероятно, оставили здесь с запасом провианта, который сумели выделить, чтобы, расходуя его как можно экономнее, они дождались возвращения с корабля остальных людей со свежими запасами.

Намеревались ли возвращавшиеся на суда люди дождаться там наступления более теплого времени года или же собирались идти по следам большей части команды к реке Бакс — теперь не выяснишь. Весьма возможно, что они намеревались позднее вернуться к лодке