— Ты помнишь все, что происходит в Верховном Дворе? — Лидер наклоняет голову.

— Часто ли ты теряешь членов своей труппы?

— Я много чего теряю. — Мужчина хихикает и пощипывает свою скрипку.

Палач смотрит на меня, сузив глаза.

— Я задам тебе очень простой вопрос. Ты можешь ответить только «да» или «нет». Если ты скажешь что-то другое, я убью тебя, не раздумывая ни секунды. Ты поняла?

— Да. — Это будет слишком просто. Она обращается со мной как с фейри и думает, что я не могу лгать. Даже если у меня нет ни рогов, ни крыльев, у них нет причин ожидать, что здесь окажется человек.

— Вы с ним, — она указала на Рафа, — проникли в Верховный Двор, да или нет?

— Нет. — Я широко улыбаюсь и не могу не добавить: — Все, что он сказал, — чистая правда. Они вышли и взяли меня.

Одна из женщин труппы смеется.

— Ты считаешь что-то смешным? — огрызается Палач.

— Я думаю, что мир — это одна большая шутка, и единственная трагедия — это люди, которые не могут над ней посмеяться, — говорит она с улыбкой.

— Убирайтесь с глаз моих, — рычит Палач и машет нам рукой.

Когда мы проходим под портупеей, главарь труппы оглядывается на меня с лукавой улыбкой. Он замедляет шаг и падает рядом со мной.

— Я думал, что ты немного не такая, как все... немного скучная... но теперь я понял, что ты действительно очень интересная. Ведь именно то, чего тебе не хватает, делает тебя особенной.

— Я по-своему уникальна, как и все мы, — соглашаюсь я, разделяя, возможно, единственную за этот вечер улыбку. — И ты прав в том, что мне не нужны рога или крылья, чтобы быть особенной.

— Конечно, не нужны. — Он наклоняет голову и поднимает свои кошачьи глаза, чтобы встретиться с моими. — Я хочу, чтобы ты знала, что для меня было величайшей честью играть с тобой.

— Взаимно.

— Что бы ни случилось сегодня вечером, я думаю, что сочиню эпическую балладу, вдохновленную твоим рассказом.

Я тихонько хихикаю. Я начинаю подозревать, что именно поэтому он позволил мне пойти с ним.

— Надеюсь, эта песня не оборвется и будет иметь счастливый конец.

Наш разговор заканчивается, когда мы оказываемся по другую сторону ворот. В павильоне толпится народ в нарядных одеждах. Несколько человек хлопают и улыбаются при нашем появлении. Вдоль всего помещения тянется парадная позолоченная лестница, но мы направляемся к двустворчатым дверям, которые открываются в главный зал замка.

Дыхание покидает мое тело, и я разрываюсь между благоговением и ужасом. Колонны поддерживают потолок, который, кажется, может коснуться неба. Дыры в крыше пробиты круглыми стеклами, сквозь которые видны звезды и луна. Фейри танцуют под неслышную музыку, кружатся по полу, смеются. Некоторые задерживаются в стороне, едят и строят планы.

Это был бы вполне обычный праздник, если бы не мужчины и женщины, подвешенные в клетках между контрфорсами. Я вижу Хола в одной из клеток и тут же хватаюсь за Рафа. Ребенок смотрит на меня, и я встречаю его взгляд.

Будь сильным, беззвучно произношу я и смотрю на него напряженным взглядом. Затем я снова перевожу взгляд на Хола. Раф, должно быть, следит за моим взглядом, потому что я чувствую, как он спотыкается; я слышу придушенное хныканье, которое почти вырывается наружу. Я прижимаюсь к нему с белыми костяшками пальцев, так крепко, что мне становится больно. В конце концов, он бы увидел своего отца. Лучше, чтобы он не был застигнут врасплох. Но меня снова одолевает чувство вины за то, что я привела его сюда.

Все это будет стоить того, если наш план сработает. Вчера вечером мы с Рафом много раз обсуждали детали, прежде чем заснуть. Он знает, почему он здесь. Он знает, зачем он мне нужен. И он не отступит... даже когда увидит своего отца в списках сегодняшнего развлечения для этих сумасшедших. Это его единственный шанс спасти мать и отца.

В дальнем конце зала, на возвышении, стоит трон и человек, который, как я могу предположить, является Королем Болтов. С такого расстояния трудно разглядеть его в деталях. Я различаю лишь общие черты — огненно-рыжие волосы, рост, с которым он сидит в кресле, сгорбившись и насупившись. Я поражена тем, каким жилистым и хрупким он выглядит. Это тот человек, благодаря которому наследие Болтов сохранилось, а королевство фейри стоит на коленях? Это тот самый король, который совершил все те злодеяния, которые я видела и представляла? Похоже, это он увядает, а не я.

Нет, я не могу позволить его внешности обмануть меня; я должна быть начеку.

Пока мы пересекаем зал, чтобы в конце концов предстать перед королем, я ищу хоть какие-то следы Дэвиена или Вены. Люди в клетках — это, конечно, пленники, которых захватили в Дримсонге, но я не вижу никого из вождей. Не знаю, лучше мне от этого или хуже.

— Ваше Величество. — Предводитель труппы склоняется в низком поклоне. — Спасибо, что пригласили нас сегодня исполнить серенаду в Вашем большом зале.

Король Болтов слегка кивает. Стеклянная корона, тяжело сидящая на его челе, подхватывает свет массивных люстр и разбивает его на тысячу осколков. Она не сравнится ни с копиями, сделанными ночью в Дримсонге, ни с теми, что на бровях присутствующих в этом зале мужчин. Его мастерство более изящно, и он источает ошеломляющую силу. Тысяча радужных клеток в мироздании внутри него.

Похоже, что Дэвиен был прав — он совершил какой-то темный ритуал, позволяющий ему носить корону. При виде ее на его голове у меня сводит желудок. Я в ярости, как будто видеть его в этой короне — это оскорбление моей истории — оскорбление меня.

— Мои любимые менестрели вернулись.

— Мы не посмеем возражать против Вашего призыва, Ваше Величество. — Глава труппы еще не выпрямился. Он по-прежнему смотрит в пол. Остальные последовали его примеру, склонив головы. Но я смотрю вверх сквозь ресницы.

Так близко я вижу кровавого короля более детально.

Его лицо обветрено, как кожа, которую передержали, истончили в процессе и натянули на зазубренные камни. Глаза — остро-голубые, пронзительные, грозящие разоблачить даже малейший намек на обман. На пальцах больше костей, чем плоти или мышц, а вместо ногтей торчат шишковатые желтые когти. Два рога—