– Зато вам мое отсутствие на пользу не пошло, – сказала она. – Вы осквернили этот стол и опозорили мою честь, дорогой муж. Я не желаю завтракать здесь.

– Ты будешь завтракать здесь или не будешь завтракать вовсе.

– Значит, я выберу второе. И мое решение не изменится, пока эта женщина не покинет замок!

В порыве злости Наоми выскочила в коридор, едва не сбив прислугу. Она забыла о всякой осторожности и лишь спустя время, когда пытающее чувство ее отпустило, Наоми забоялась ответного гнева мужа. Решив обождать несколько дней, она вновь заперлась у себя в комнате, но Лонгрен пришел к ней этим же вечером. Он был не совсем трезв, и первое, что подумала Наоми: «Сейчас он проучит меня за дерзость». Однако Лонгрен закрыл дверь, обошел ее кровать и уставился в окно. Королева привстала, поправив ночную рубашку, и приветственно кивнула.

– Ты стала смелее, Наоми. В чем дело?

– Прошу простить мне бестактную грубость, но разве я не имела права на гнев? Вы сами говорили, что я ваша королева. Если моей чести наносится оскорбление, то и вашей тоже. И разве разумно было сажать эту женщину за наш стол… эту женщину без рода и племени? Разве это не величайшее унижение в глазах других?

Лонгрен едва заметно усмехнулся.

– Да, в твоих словах есть смысл. Но эта женщина не шлюха, она моя наложница, и пока она нравится мне, я от нее не избавлюсь. Я король и могу себе это позволить. Думаешь, кто-то настолько бесстрашен, чтобы осудить?

Оскорбленная Наоми поднялась с кровати.

– А я нравлюсь вам, дорогой муж? Разве я не моложе и не красивее ее? Разве мое тело менее желанно?

Лонгрен повернулся к Наоми лицом, и девушка, решившись воспользоваться положением, скинула с себя ночную рубашку.

– Разве я не достойна вашей любви? Я ведь ничуть не хуже. Уверена, она не делает ничего такого, чего не могу я. Позвольте мне доказать, что я по-настоящему предана вам, что только от меня вы можете получить ту любовь, которой так недостает.

Наоми приблизилась, и Лонгрен позволил ей коснуться себя. Она дотянулась до его липких губ и, несмотря на то, что от мужчины разило перегаром, страстно поцеловала его.

Глава 44

Дровосек и медокоз

Гелата продолжала шататься по лесу, надеясь выйти к дороге, полю или деревушке. Дни, похожие друг на друга, превратились в один, неразборчивый и мучительный. Надежда оставалась, пока девушка шла вдоль реки, но вскоре та начала сужаться и мельчать, а в итоге уперлась в непроходимые дебри. Гелата пыталась обойти их, но вскоре потеряла последние ориентиры. Река окончательно исчезла из поля зрения, колючие кусты, все как один стремились зацепиться и выпить ее загустевшую кровь. Хуже всего были насекомые. Комары нападали роем. Ноги и руки усыпали покрасневшие зудящие волдыри. Гелате хотелось плакать, назойливые мошки кусали даже за щеки и лоб. Нервы сдавали. Девушку терзали голод и жажда, сопровождаемые тошнотой, галлюцинациями, редкими приступами кашля. Ноги то и дело спотыкались о валуны. Один раз девушка угодила в муравейник и долго прыгала, пытаясь согнать с себя разозлившихся насекомых, в результате чего наскочила на выпирающий кривой корень и едва не вывихнула лодыжку. В тот момент Гелата начала жалеть, что до сих пор не умерла. Вовремя заметив неглубокий арык, преградивший дальнейший путь, она остановилась и, совершив некоторое усилие, подняла сонные глаза. Шаг – и падения нельзя было бы миновать. «Еще одного удара я не перенесу», – подумала Гелата и нахмурилась, разглядев посреди чащи крохотную деревянную хижину. Спустя минуту она усмехнулась и осторожно спустилась.

– Ну да… очередное видение. Дом посреди леса.

Девушка уже ни в чем не была уверена. За последние несколько суток ей привиделось всякое: и жуткие существа, и темный лес, и люди, которые исчезали, стоило к ним подойти. Не веря собственным глазам, Гелата приблизилась к хижине, обогнула ее с краю и поднялась к дверям. Убежденная в том, что истощение играет с ней злую шутку, она рванула ручку и вдруг услышала за спиной голос.

– Эй!

Вздрогнув, Гелата обернулась и увидела перед собой высокого мужчину средних лет. Усы его горделиво завивались кверху, а на краю носа чернела неуместная выпуклая родинка. Светлые глаза смотрели с недоверием и злобой, а в руках сверкал заточенный топор.

– Ты кто такая?

– Я? Ох… – в недоумении и ужасе Гелата отпрянула от распахнувшейся двери. – Вы настоящий?

– Ты что, ненормальная?

– Я… нет, просто… Извините, я.… Это не то, что вы подумали, я совсем не… хотела врываться в ваш дом. Я просто… заблудилась.

– Заблудилась? – скептически переспросил мужчина.

– Д-да… прошу прощения. Вышло неловко. Я… уже несколько дней брожу по лесу и, кажется, начала терять надежду найти кого-то из людей. Как хорошо, что мы встретились. Вы лесник?

– Дровосек.

– Ах да… дровосек, – повторила девушка, пробежавшись взглядом по сверкающему лезвию топора. – Рубите дрова и продаете. У вас, наверное, есть лошадь? Может… вы подвезете меня до большой дороги?

– И что мне с этого будет?

– Будет, ну… – Гелата замешкалась. – На самом деле у меня ничего нет. Говорю же, я заблудилась… Случайно вышла сюда и прошу вас о помощи, надеясь, что вы хороший человек.

– А если я плохой человек?

– Тогда… я здесь не задержусь, – Гелата осторожно спустилась с лестницы, уже пожалев о том, что завела разговор с незнакомцем. «Что, если он и впрямь какое-нибудь чудовище или насильник? Разве мало я натерпелась? Лучше уйти. Наверняка дорога неподалеку от его дома».

Мужчина всадил топор в пень, около которого валялись щепки, отряхнул руки и направился к девушке. Его высокомерный оценивающий взгляд настораживал.

– Ладно, заходи. Сегодня я не собирался в город, но выеду туда на днях, тогда и подвезу тебя.

Он прошествовал в дом, и Гелата, на мгновение замешкавшись, с опаской зашла следом. Она знала – с ней творится что-то странное. Убитые отец, кролик. Она сама, или невидимая, защищавшая ее сила приходила на помощь в нужный момент. «Нечего бояться. Хороший этот человек или плохой – неважно. В конце концов, он знает обо мне так же мало, как и я о нем». Внезапно в голове Гелаты зазвучала странная, до сих пор неизвестная ей песенка:

«Кто в дом дровосека войдет,

Навечно останется там.