– Это твоя мать пошла к Джасперу, чтобы умолять его вразумить тебя, – сказал Джупитус, отступая на удобное расстояние. – Но в молодом человеке, которого она привела в мой дом, я увидел кое-что еще.

Он оглянулся через плечо и с усмешкой оглядел Джаспера с ног до головы. У юноши хватило ума выглядеть смущенным.

– Несогласие. Неудовлетворенность. Жажда в подрыве авторитета. Он напомнил мне тебя. Я вдруг понял, что вы видели друг в друге. Поэтому я убедил его заключить сделку: неприкосновенность за кражу и использование архивных записей в обмен на то, что он поможет мне избавиться от тебя.

Пока его дед говорил, Олливан изучал Джаспера. Бывал ли он когда-нибудь раньше в подземельях? Видел ли он, как верховный чародей кого-то допрашивал? Или его, кажется, растущая тревога было признаком того, что он впервые обдумывал ситуацию, в которую попал? Джаспер был умен, но он также был самонадеян, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить инструмент в том, что он союзник, достаточно, чтобы манипулировать им.

– И каковы теперь условия вашей сделки? – спросил Олливан. Ему не нужно было изображать ухмылку, которая сама расползлась по его лицу, когда он закончил фразу. – Теперь, когда ты потерпел неудачу.

Джаспер фыркнул от смеха и многозначительно оглядел Олливана с ног до головы.

– Я посадил тебя в эту камеру, Симс.

– Вообще-то, в конце концов, это сделала моя сестра.

– Я сдал тебя.

Взгляд, который Джаспер бросил на Джупитуса, согрел то немногое, что осталось от души Олливана.

– Я рассказал верховному чародею о заклинании Гайсмана.

– И ты можешь его уничтожить? – спокойно спросил Джупитус. Задавая вопрос, он не удостоил Джаспера взглядом.

Джаспер выказал некоторое возмущение, оттолкнувшись от стены.

– Я уже сказал, что не могу. Заклинание оригинальное, он только взял его за основу у Эверарда Гайсмана.

Джаспер шагнул ближе к Джупитусу.

– Я выполнил свою часть сделки.

Одним взглядом Джупитус подал знак выстроившимся вдоль стены инфорсерам, и двое из них шагнули вперед. Когда они схватили Джаспера, он побледнел и тщетно попытался сопротивляться. Олливан мог это понять. Инфорсеры отбросили его назад к стене, в сторону, и удерживали там. Со вздохом, в котором звучала почти скука, Джупитус снова обратил свое внимание на своего главного пленника.

– Олливан, – сказал он. – Мистер Хоукс, как он открыто признает, ничем не помог в этом вопросе.

Джаспер снова открыл рот, чтобы возразить, но предвкушение на лице Олливана, должно быть, убедило его в том, насколько плохой была эта идея.

– Итак, заклинание Гайсмана. Твоя работа – откровенно чародейское творение, которое терроризирует жителей этого города и нарушает мир. Ты скажешь мне, как это остановить.

Олливан задохнулся от смеха. Когда Джупитус так выражался, помощь его деду звучала почти как разумная просьба. Затем металлический шип в запястье дернулся, новый приступ боли пронзил его, и он вспомнил, что это не собрание по поводу того, как им остановить общую угрозу. Это был допрос. Запах крови пропитал камеры, словно это было частью угрозы, обещанием будущих пыток.

– Олливан, – сказал Джупитус со вздохом, когда момент затянулся, а Олливан не ответил. – Ты все еще мой внук. Тебе весьма повезло, что это все еще дает некоторые привилегии. Будь ты кем-нибудь другим, я бы скользил лезвиями по твоим костям, пока ты не сказал бы то, что мне нужно было узнать. Как бы то ни было, я предложу тебе вот что: сотрудничай сейчас, и я подумаю о снисхождении, когда буду решать, что делать дальше.

Он сделал ударение на слове «подумаю» – никаких обещаний, никакого милосердия, никаких подозрительных отклонений от его характера, но этого было недостаточно, чтобы продать ложь, да такой цели изначально и не было. Олливан знал, что теперь снисхождения не будет. Джупитус знал, что он знал это. То, что он на самом деле имел в виду, было замаскировано наглой манерой с которой он давал невозможную надежду: у тебя нет выбора, ты проиграл. Он держал Олливана так, как коннозаводчик держит больного мерина.

И вот Олливан рассказал ему все, что тот хотел знать.

Когда он закончил, на смену Элоди был вызван свежеиспеченный инфорсер, и, прежде чем кольцо с шипами окончательно покинуло его запястье, Олливана снова охватила тошнотворная боль. Он наконец освободился от удерживающих его рук, и ему оставалось только упасть со стула и опуститься на пол. Он не был настолько поглощен страданием, чтобы пропустить то, что, как он знал, должно было произойти дальше. Подняв с холодного камня раскалывающуюся голову, он посмотрел сквозь прутья решетки на то, как его дед отступил, сделав еще один крошечный жест инфорсерам и их пленнику; юноше, который всего лишь сыграл свою роль в его уничтожении.

У Джаспера было достаточно времени, чтобы закричать, когда без всяких церемоний инфорсер выхватил свой клинок и провел им по его горлу.

– Я так устала.

Твой голос срывается. Твои пальцы сжимаются вокруг хрупких лепестков змеиной кожи – твоего нового сокровища.

– Я так устала желать, чтобы стать метаморфом.

Глаза Эстер расширяются.

– Земля и звезды, Кассия. Тогда остановись.

Остановиться? С таким же успехом она могла бы окунуть тебя в ледяную воду. Это все, что ей могли дать в качестве утешения.

Но, когда ты всплываешь на поверхность, правда остается. Ты не можешь сделать себя метаморфом. Но что ты можешь?

Вы обе знаете, что нужно делать.

– Обещай мне, если ты уйдешь, это не будет бегством, – говорит Эстер.

– Не бегство, – говоришь ты, поглаживая большим пальцем свой новый экземпляр. – Новая кожа.

Глава 40

Кто-то уже упаковал вещи Кассии.

Два сундука – единственное, что она взяла с собой из Зоопарка, – ждали в холле, готовые отправиться с ней во второе изгнание. Все было так же, как в тот день, когда она приехала сюда, пятнадцатилетняя и почти задыхающаяся от надежды. Неужели с тех пор у нее не появилось ничего нового? Несколько волшебных книг, которые ей больше не понадобятся, и несколько платьев, которые она предпочла бы не носить. Казалось, словно любые следы ее присутствия здесь были стерты.

– Экипаж будет здесь в назначенный час.

Кассия развернулась. Ее мать стояла в дверях гостиной, держа в пальцах стакан с какой-то жидкостью. Она не смотрела Кассии в глаза.

– Так говорит мне отец.

Она никогда не называла его отцом, по крайней мере, при своих детях. Обычно это было «твой дедушка» или «Верховный чародей». Взгляд у Аланы был водянистый, глаза пустые. Кассия почувствовала жгучий укол вины и понадеялась, что ее